Ночной дождь, пусть и не слишком сильный, превратил дно щели в неглубокий бассейн. Анри Леконт, швырнув для верности камешек, услышал ответное бульканье, и в не самом веселом настроении побрел обратно. Вчера никто не подумал дать команду «Воздух!», сами же эксперты лезть в сырую яму не проявили ни малейшего желания. Теперь он и сам сомневался, представив, как прыгает прямиком в грязную холодную воду. Он, конечно, слыхал и читал немало ветеранских рассказов о том, что война отнюдь не парад на Елисейских полях и даже не атака легкой бригады, но неопрятная яма все расставила по местам. Проводить учения в таких условиях смысла нет. Взбунтуются!

— Вот! Вот! Взгляните, дамы и господа. Фото из открытых источников, в основном из немецких журналов. Правда, похоже?

Жозеф Каррель, инопланетян не признающий, собрал неподалеку от жилого корпуса средних размеров толпу. Эксперты, мадам директор, кое-кто из музейных работников. В зубах этнограф сжимал трубку, в руках открытая папка.

— Смотрите! Немцы, конечно, пишут, что это всего лишь макеты, экспериментальные образцы, но если присмотреться… Правда, похоже?

Бывший учитель, убедившись, что математика здесь нет, подобрался сбоку и тоже взглянул. На одной из фотографий и вправду обнаружилось нечто треугольное. Блюдце тоже имелось, правда, не совсем круглое, овальное со стреловидными крыльями. Народ тем не менее впечатлился.

— Мерзкие боши! — припечатала мадам Делис. — Помню, в ту войну над Этланом каждый день аэропланы с крестами летали. Я, господа, видела даже красный самолет самого фон Рихтгофена. Значит, опять взялись за свое!

Подумав немного, решительно кивнула.

— На войне, как на войне! Эвакуируем все экспонаты в подвал, там есть старое хранилище. Сыро, конечно, но уверена, это ненадолго.

Обвела глазами притихших подчиненных.

— Вперед! Мы выиграли две Марны, сейчас будет третья!

Музейщики совершенно не вдохновились, но послушно побрели вслед за мадам Делис. Вскоре разошлись и эксперты.

— Значит, немцы? — поинтересовался Анри Леконт у бородача, прятавшего фотографии в папку.

Тот очень удивился.

— А кто же еще, шеф? Американцы не решатся, если Рузвельт попытается послать войска в Европу, ему устроят импичмент. Разве что Сталин…

Задумался, сунул папку под мышку и побрел, повторяя под нос:

— Сталин, Сталин… Почему бы и нет? Сталин, Сталин…

* * *

— И мне! — решительно потребовала Мари-Жаклин, протягивая глиняный стаканчик. — С тобой, Леконт, скоро приучусь пить всякую дрянь. Но настроения нет, сыро, у на ботинке отлетела подметка…

Отхлебнула, поморщилась.

— А еще час назад прибежал мальчишка из Клошмерля, принес телеграмму. Жаль, что почта у них до сих пор работает! Отец вызывает в Париж, не приеду завтра, пожалует сюда сам.

Поставив стакан на стол, обернулась.

— Тебе, вижу, Леконт, все равно?

Бывший учитель не торопился с ответом. Бутылка красного, весьма приличное «Кот д'Ор», была предпоследней. Можно озадачить повара, регулярно навещавшего помянутый Клошмерль для закупки продуктов, но деньги на исходе. И не только деньги. Анри Леконт еще вчера почувствовал: на исходе Время. Скоро все кончится, и для него, и для всех остальных. Ночью, во сне, он вновь стоял на мосту Мирабо.

— Толку с тебя, ученица, чуть, — наконец, рассудил он. — Но если уедешь прямо сейчас, буду очень признателен. У меня хватает своих призраков, видеть еще и твой — перебор. Беги отсюда!

Жаклин вскочила, сжала кулачки. Подумала немного.

— Ты ведь не шутишь, Леконт?

Отвечать он не стал. Бывшая ученица подошла ближе, коснулась пальцами его подбородка.

— Не шутишь… У меня была одноклассница, Клементина Этье, может, помнишь. Худая, слегка заикалась. Она, между прочим, дальняя родственница Мари Аделаиды Ленорман и тоже, представь себе, гадалка. Только спрашивать у нее боялись, потому что сбывалось. Всегда!

Взяла бутылку со стола, плеснула в стаканчик.

— Через неделю после того как ты покинул пансион мадам Жубер, девочки попросили ее погадать о твоей судьбе. Клементина начала раскладывать карты и внезапно вскрикнула. Ей даже плохо стало. Когда отдышалась, сказала, что ты только что умер.

Бывший учитель дернул плечами. Ох, уж девицы из пансиона! Мадам Жубер не зря предупреждала.

— Так и сказала?

— Нет, иначе. Сказала, что ты только что встретился со Смертью, и это случилось почему-то не на земле, а на воде.

* * *

Отцовский Bergmann Simpleх Леконт освоил неплохо, тренер по стрельбе, отставной сержант колониальных войск, попался очень толковый. Он бы и лучше стрелял, но патроны приходилось покупать, причем стоили недешево. Так или иначе, но с двадцати метров не промахивался, заодно освоил купленную по случаю кобуру мягкой кожи для скрытого ношения за поясом. Удобно, если как следует потренироваться. Все это исключительно из спортивного интереса. Леконт прекрасно понимал, что не сможет выстрелить в человека, даже если это будет он сам. Перед тем, как выйти из дому и отправиться в долгий путь к мосту Мирабо, он представил как вынимает оружие, подносит к груди, нет, к виску… Махнул рукой. Тварь ли он дрожащая? Ясно, что тварь.

Потом он честно попытался жить заново, с чистого листа, но получалось плохо. Бедность и одиночество еще можно стерпеть, но воспоминания душили, не давая передохнуть от боли. День, когда он впервые увидел Инессу, день, когда они поцеловались, их первая ночь в маленьком отеле в Рамбуйе, куда их занесло во время велосипедной прогулки. Свадьба, первое утро в новой квартире.

Убить себя не мог. Ее? Прежней Инессы нет, жена виконта его не интересовала. А виконт…

Несколько раз бывший учитель представлял, как это будет. Он подстережет мерзавца возле его особняка в Пасси, выхватит отцовский пистолет… Нет, только попытается, от волнения ничего не выйдет, не расстегнется кобура, потная ладонь не сможет удержать рукоять. Но даже если получится, если не забудет о предохранителе… Выстрел, виконт падает на асфальт, но и он, незаадачливый убийца, падает, бьется в истерике. Прибегают ажаны, поднимают с земли, репортеры наводят фотокамеры. А потом дрожащую тварь скармливают «национальной бритве». Хорошо если хоть штаны останутся сухими!

Что было делать? Только пить. Он пил, пока в жуткое похмельное утро понял, что так дальше не сможет. Ни умереть, ни убить… Смерть стояла за его спиной и весело скалилась. Напрасно не шагнул с моста, мой Никодим!

Такси он поймал на соседней улице, но доехал только до площади Согласия. Там взял другую машину, и уже на ней добрался до 7-го округа. Ранние зимние сумерки, желтый свет фонарей. На улицах не слишком людно, округ, бывшее королевство апашей, и сейчас пользутся дурной славой.