Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ножи у меня кончились, и я хватаю меч павшего воина. Чудище тяжело дышит рядом со мной.
Теперь глаза у него почти вменяемые. Он хочет что-то сказать мне… И в это время огромный замок до основания сотрясается от взрыва!
Земля смещается под ногами, впечатление такое, словно поблизости бабахнула сразу дюжина пушек.
Чудище хватает меня за руку и тащит к двери.
— Что это было? — спрашиваю на бегу.
— Лазаре с угольщиками.
— Они здесь?
— Лазаре решил, что отвлекающий маневр нам не повредит. А еще не следует оставлять арсенал герцогини в руках у врагов, чтобы воевали с ней ее же оружием.
Мир вокруг нас содрогается вновь.
— А девочки где?
— У бригантинок. Аббатиса поклялась, что выдаст их только мне, или тебе, или личному представителю герцогини.
Мы припускаем во всю прыть. Воины бросаются в погоню.
У парадной двери замка жмутся слуги. Они заглядывают внутрь и обеспокоенно шепчутся, но никто не пытается остановить нас.
Выскочив во двор, я моргаю от яркого солнца. Повсюду мечутся воины, они пытаются сообразить, откуда бьют пушки, и не понимают, что это подрывают их собственную артиллерию. Пользуясь всеобщим смятением, Чудище направляется к восточным воротам. Погоня еще не выплеснулась наружу, и в надежде сбить ее с толку мы не бежим, а просто торопливо идем. Однако уловка не удается — Чудище на голову выше любого из обитателей замка, а мое алое платье и вовсе выделяется ярким пятном. Кроме того, во дворе сплошь люди д'Альбрэ, а им отлично известно, что наше бегство может очень дорого обойтись тем, кто нас упустит. Они оставляют поиски неведомых нападающих и бегут к воротам, отрезая нам путь.
Чудище даже не сбивается с шага, лишь меняет направление и несется к лестнице, что ведет на стену. Я не догадываюсь, что он задумал, просто бегу рядом, слепо доверяя ему. Сзади топот и крик.
Я оборачиваюсь и вижу, что прибежали стрелки, они уже выстраиваются посредине двора.
На наше счастье, лестница крытая, что дает нам некоторую защиту от стрел, и вдобавок узкая: воины смогут подниматься разве что по двое.
Тем не менее, выскочив наверх, я сразу понимаю: дальше бежать некуда. Вопросительно оглядываюсь на Чудище, но он молча бежит вперед по стене, пока мы не достигаем самой дальней башни, нависающей над рекой.
Сзади и снизу вновь кричат. Я вижу, как стрелки заряжают арбалеты. Чудище останавливается и поворачивается ко мне.
— Надо прыгать, — говорит он.
Я смотрю вниз, на вспухшую стремительную реку:
— Там смерть…
Он спрашивает:
— На мне есть метка?
Я бросаю взгляд на его лицо и с облегчением убеждаюсь, что темной тени не видно.
— Нет, — отвечаю недоуменно.
— Значит, выберемся. Доверься мне!
Он протягивает руку. Мимо со свистом проносится три стрелы разом.
Воины уже лезут по лестнице. Скоро они выберутся на стену, и у них тоже есть арбалеты.
Я хватаю протянутую руку Чудища. Мой любимый расплывается в широченной улыбке. В этот миг он почти прекрасен. Рыцарь подносит мою руку к губам и целует.
— Не выпускай, — наставляет он. — И работай ногами, чтобы побыстрее отдалиться от стены.
Я киваю. Вместе мы отходим на несколько шагов от края, чтобы взять разбег. Поглубже вдыхаем — надо хорошенько наполнить легкие воздухом. Как раз в это время на стене появляется самый первый преследователь. В руках у него арбалет, и на таком расстоянии он не промахнется.
Мы срываемся с места и прыгаем.
Рядом вверх несется стена. Мы крепко держимся друг за друга и вовсю размахиваем свободными руками и ногами, надеясь миновать отмель. На лице Чудища безумная улыбка. Он как будто надеется сохранить нам жизнь одним лишь напряжением воли.
А потом — страшный удар обо что-то холодное, отчего у меня лязгают зубы, а воздух с шумом вырывается из легких. Вода смыкается над головой…
Студеная вода принимает меня в мутную глубину. Кругом тьма, я не могу понять, где верх, где низ. Зато отчетливо вспоминаю все когда-либо слышанное о святой Мер, как она заманивает моряков все глубже в свое царство, делая возвращение невозможным.
Но здесь река, а не море.
Я бью ногами, силясь вынырнуть на поверхность, а толстые бархатные юбки, напитанные водой, свинцовым грузом тянут на дно. Я борюсь изо всех сил. Кругом клубится муть и роятся стаи пузырьков. Меня тянет вниз. Я сбрасываю башмаки, пытаюсь освободиться от юбок, но ленты у пояса скользкие, я путаюсь в них и никак не могу одолеть тугой узел. Легкие жжет огнем, скоро я не выдержу и нахлебаюсь воды. Перед глазами уже пляшут черные точки.
Что ж, я, по крайней мере, избежала участи, уготованной для меня д'Альбрэ. Равно как и возмездия его людей. Я умру, зная, что Луиза с Шарлоттой в безопасности, а граф больше никому не причинит зла.
Мои ноги касаются мягкого илистого дна. И все же упрямство не позволяет мне вдохнуть, ведь тогда вместо воздуха в легкие ворвется вода.
Когда удушье делается совсем нестерпимым, мою руку хватает ледяная ручища. Сперва сердце вздрагивает от радости: Чудище! Но разве может человеческая рука быть настолько холодной? Может, это Отец пожелал самолично отвести меня домой?
Какая разница! Я бьюсь и брыкаюсь, помогая этой руке вытаскивать меня на поверхность. Может, мы все-таки успеем вынырнуть, прежде чем я задохнусь? Как же холодно…
Руки перестают меня слушаться. Моя ладонь разжимается.
Вяло побарахтавшись, я снова тону, но рука — на сей раз куда более теплая — возвращается, хватает меня и опять тянет вверх.
Я изо всех сил бью ногами.
Вверх, вверх, вверх! Вот сейчас легкие разорвутся…
Моя голова с громким плеском пробивает поверхность. Широко открыв рот, я судорожно заглатываю воздух. Рядом со мной Чудище, он тоже силится отдышаться, но у него это получается хуже, потому что он никак не может прекратить улыбаться. Когда наконец мы насыщаемся воздухом, он перерезает ножом треклятые ленты, и неподъемные юбки, колыхаясь, опускаются на дно. Мы поворачиваем прочь от замка, сильное течение несет нас вперед.
Я снова думаю о тех, кого любила и потеряла. Теперь я знаю, что они обрели покой. А я — передо мной вся жизнь. И теперь мне ясно, что будущее наполнено не страхом и тьмой, а любовью и светом.
А еще рядом со мной плывет страхолюдное Чудище. И я улыбаюсь, наконец-то оценив тонкую шутку богов.
Сюжет «Жестокого милосердия» уложен в историческую и политическую канву, история же Сибеллы получилась, можно сказать, сугубо личной, она лишь вскользь касается политических событий эпохи. Поэтому я себе позволила более творчески подойти к процессу написания данного романа.