Паша приоткрыл глаза.

— Первый, кто сразится с Азраилом и уничтожит его на веки вечные.

— Значит, все, что вы делали, окончилось неудачей?

— Неудачей? — переспросил Паша, сверкнув глазами. — Вы грубиян, Ловелас.

— Тем не менее вас постигла неудача, — стоял на своем Роберт.

Паша холодно улыбнулся.

— На этот раз не будет Тадеуша, который мог бы помочь спасти этот Дух из заточения в тюрьме его праха.

— Как же он делал это?

— Именно это и необходимо выяснить.

— А книга, книга раввина, где она?

— Она тоже должна быть найдена. И как можно скорее. Потому что это ужасное создание будет отсиживаться в вашей деревне только пока оно слабо, пока накапливает силы. Но как только оно оставит ее…

Его голос постепенно стихал и наконец вовсе перестал быть слышен.

Роберт тряхнул головой, словно хотел избавиться от внезапно нахлынувших воспоминаний: тень, которая поднималась перед ним в Стонхендже, раскрывавшийся у него на глазах ад, вонзавшийся в него лед… На что можно надеяться перед лицом такого могущества? Тем более на что надеяться ему, обыкновенному смертному? Роберт снова тряхнул головой. Он почувствовал взгляд Паши, проникший в глубины его мыслей, и обхватил голову руками, словно пытаясь скрыть их от него.

— Нет, — внезапно выкрикнул он. — Нет! Я не хочу этого, нет!

— Вы уверены? — пробормотал Паша.

Его глаза были ясными, в его взгляде светились сострадание и презрение.

— Вероятно, еще нет, Ловелас, — продолжил он, не скрывая насмешки. — Конечно, еще нет… Но не забывайте…

Он улыбнулся.

— Помните, что вы ничего не можете скрыть от меня. Думаю, очень скоро вы попросите об этом…

Из его уст вырвалось змеиное шипение. Оно долго не прекращалось, потом стало стихать и угасло вместе с его улыбкой. Паша выставил вперед руки. Выражение его лица внезапно стало ужасным — недоуменным и жестоким, но тем не менее несущим и печать скорби.

— Совершенно не важно, — пробормотал он, — захотите ли вы этого вообще. Ведь я слаб… слишком слаб, и моя кровь слишком жидкая, чтобы делиться ею более чем с одним.

Он вцепился в рубашку лорда Рочестера и разорвал ее, обнажив его грудь, а потом очень осторожно провел на ней ногтем тонкую линию, окрасившуюся рубиновым цветом. Потом он взглянул на Роберта.

— Отправляйтесь вместе с лордом Рочестером, — приказал он. — Разберетесь во всем, насколько сможете. И, Ловелас…

Он улыбнулся.

— Я желаю вам всяческой удачи.

Он умолк, и Роберт слышал теперь только ритмичные удары, сильные и глубокие, сотрясавшие, казалось, все вокруг него, напоминавшие удары сердца. И в то же мгновение все его чувства охватило изумительное, звенящее золотым звоном, невыносимо сладостное наслаждение. Ровную, не ослабевавшую пульсацию этого звона он ощущал всем своим нутром. Потом он услышал вопль, ворвавшийся в его сознание сильными приливами восторга и боли, и все помещение тоже, казалось, мелко дрожало под напором этого вопля и окрашивалось все более усиливавшимся красным светом. Вопль на мгновение стих и возник снова, но теперь он странным образом изменился, став криком почти ничем не омраченного экстаза. Роберт посмотрел туда, где лежал лорд Рочестер, распростертый под Пашой, который припал к его телу, словно набросившийся на жертву зверь. Он рвал и терзал его грудь, пока не содрал с нее всю плоть. Под голыми раздвинутыми ребрами обнажилось сердце. Оно еще сокращалось, но очень слабо. Его медленный, слабый ритм опустошил разум Роберта, в нем ничего не осталось, кроме золотого звона наслаждения и боли. Сердце остановилось, и боль в желудке Роберта стала невыносимой. Он с нетерпением ждал возобновления сердцебиения. Он знал, что именно сдерживает возвращение сердца к жизни. И вот сердце дрогнуло, сначала очень медленно, и это был удар сердца вампира. Сердце забилось вновь. Теперь Роберт не сомневался, что это сердце лорда Рочестера, заново рожденное, ставшее другим. И еще раз вокруг них все изменилось: золотые и красные краски стали тускнеть, сменяясь черными. Лорд Рочестер пошевелился и стал подниматься на ноги. Он был запачкан запекшейся кровью, но Роберт едва видел его. Взгляд застилал туман, боль в животе была невыносимой. Чем более ускорялось сердцебиение Рочестера, тем эта его боль отдавалась глубже и глубже, пока все вокруг не стало наконец совершенно черным и Роберт вообще перестал что-либо чувствовать.

«Смогу ли я незримых духов слать

За чем хочу во все концы земли?

Я прикажу все тайны мне открыть,

Осуществлять все замыслы мои».

Кристофер Марло. «Трагическая история доктора Фауста»

(перевод Н. Н. Амосовой)

Только спустя неделю, уже подъезжая к Дептфорду, Роберт вспомнил, где он прежде слышал о докторе Ди. Это было во время встречи отца в доме… Роберт закрыл глаза. Мистер Обри — так звали хозяина того дома. Он обнаружил труп мистера Йорка, и он же говорил тогда о докторе Ди. Роберт забыл, в связи с чем упоминалось это имя. Он помнил очень смутно, что было холодно, что он стоял на коленях на мерзлой земле, приложив ухо к оконной раме, — вспомнить что-то еще никак не удавалось. Но в тот день обсуждалось что-то важное — что-то такое, чего не осталось в памяти…

Роберт уже готов был отказаться от разрешения своих сомнений, если бы внезапно не изменилось направление его мыслей. Он знал, что у отца к мистеру Обри было дело, связанное с целым рядом убийств — убийств, совершавшихся в местах, на которых лежала печать древности. Он вспомнил слова Паши о том, что доктор Ди верил в существование невидимых лучей, вдоль которых языческие жрецы строили свои храмы. Мог ли такой луч связывать и те убийства? Не совершались ли эти убийства, чтобы пробудить скрытое могущество такого луча? Роберт решил, что отец должен был по крайней мере подозревать такую связь, потому что ожидал убийств в Олд-Саруме и Стонхендже. Кто еще мог быть его советчиком в таком деле, если не мистер Обри, собиратель древностей Уилтшира? А если это так, то что еще может знать мистер Обри?

Роберта так заинтриговал скрытый смысл этого вопроса, что он решил отправиться в Уилтшир немедленно. Но потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что осуществление задуманного может быть сопряжено для него с множеством трудностей. Торопясь оставить Дептфорд, он быстрым шагом направился к набережной и, только оказавшись на ней, обнаружил, что почти все причалы пусты. За наем лодки с него запросили непомерно громадную плату. Даже когда он дал согласие, возможность заработать огромную сумму