Поп-корн, сладкая вата, лукум.

Картошка фри, мороженое с вишнями. Гренки с сахарным песком. Громадная банка синей газировки.

Столько одному человеку никогда не съесть. Такой едой торговали на ярмарках. Ее вкус мы помнили с детства.

Если у вас, в отличие от Шэя, оно было.

– Я одно время работал на ферме, – вспомнил Шэй как бы между делом. – Строил сарай. Однажды я увидел, как хозяин вывалил на пастбище целый мешок зерна, хотя обычно давал бычкам всего один ковш. Я подумал: вот здорово, у них типа Рождество… Но тут подъехал фургон мясника. Он отдал им все, что они могли сожрать, потому что было уже все равно.

Шэй свернул в трубочку ломтик жареной картошки и положил его обратно на тарелку.

– Хочешь?

Я покачал головой.

– Ага, – тихо сказал он. – Вот и я почему-то не голоден.

Казнь Шэя была назначена на десять часов утра. Хотя раньше казнили только в полночь, в современном мире это казалось пережитком из авантюрных романов и исполнить приговор теперь могли в любое время. Родственники осужденного могли прийти за три часа до начала, но в случае Шэя это не имело значения: он ведь велел Грейс остаться дома. Адвокат и духовный наставник должны были уйти за сорок пять минут до начала.

После этого Шэй останется один. Не считая конвоира.

Когда поднос с завтраком унесли, Шэя сразила диарея. Мы с надзирателем деликатно отвернулись, а после притворились, будто ничего не произошло. Вскоре приехала Мэгги… Глаза у нее покраснели, и она постоянно подносила к ним скомканную салфетку.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала она и осеклась, заметив расползшуюся по камере растительность. – А это что такое?

– Глобальное потепление? – предположил я.

– Ну, тогда мой подарок лишний. – С этими словами Мэгги опустошила карманы, набитые травой и мелкими цветами.

Она передала их Шэю через металлическую сетку в двери.

– Спасибо тебе, Мэгги.

– Ради бога, не благодари меня! Мне очень жаль, что все так закончилось, Шэй… – Она замялась. – А если я…

– Нет. – Шэй лишь покачал головой. – Конец уже близок. А потом можешь продолжать спасать людей, которые хотят спастись. Я в порядке. Честно. Я готов.

Мэгги хотела было что-то сказать, но передумала.

– Я буду стоять так, чтобы ты мог меня видеть.

Шэй сглотнул.

– Хорошо.

– Я ненадолго. Я должна убедиться, что Койн договорился с людьми из больницы. Чтобы все прошло как полагается.

Шэй понимающе кивнул.

– Мэгги, – сказал он, – можешь мне кое-что пообещать?

– Конечно.

Он прислонился к металлической двери.

– Не забывай меня.

– Никогда, – сказала Мэгги и прижалась губами к металлу, как будто могла поцеловать Шэя на прощанье.

И мы вдруг оказались один на один. И нам предстояло провести вместе еще полчаса.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Ну… Превосходно!

– Ты прав. Глупый вопрос. Хочешь поговорить? Помолиться? Или тебе лучше побыть самому?

– Нет, – быстро ответил Шэй. – Только не это.

– Я могу тебе чем-то помочь?

– Да. Расскажи мне о ней еще раз.

Я неуверенно начал:

– Она пришла на детскую площадку. Катается на качелях. Когда она поднимается кверху, то искренне верит, что смогла пнуть облако. И она спрыгивает, потому что верит, что умеет летать.

– У нее длинные волосы, они развеваются за спиной, как флаг, – добавил Шэй.

– Да. Как у сказочной принцессы. Такие белые, с серебристым отливом.

– Как в сказке… Со счастливым концом.

– Для нее конец и впрямь счастливый. Ты даришь ей новую жизнь, Шэй.

– Я снова ее спасаю. Я спасаю ее дважды. Сейчас – своим сердцем, а раньше – когда она еще не родилась… – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Он ведь мог обидеть не только Элизабет. Ее задело шальной пулей… но второй выстрел… я должен был это сделать.

Я покосился через плечо на надзирателя, но тот отошел в сторону и был увлечен переговорами по рации. Слова во рту казались резиной.

– Значит, ты таки совершил умышленное убийство.

Шэй пожал плечами.

– Некоторые люди, – запросто сказал он, – заслуживают смерти.

Я лишился дара речи.

– Отче, – сказал, приблизившись к нам, офицер, – мне очень жаль, но вам пора уходить.

В этот миг шатер наполнился стоном волынок, за которым обрушилась лавина голосов. Бессменная вахта приверженцев затянула песню:

Божья благодать, как сладок звук твой…

Дала ты грешнику усталому уснуть.

Когда-то я блуждал, но я нашел свой путь.

Я вижу, хотя был слепой.

Я не знал, виновен ли Шэй в убийстве или его поступок истолковали превратно. Не знал, кто он – Мессия или эрудит, цитировавший тексты, которых никогда не читал. Я не знал, творим ли мы историю или лишь заново ее проживаем. Но я знал, что должен делать. Жестом велев Шэю податься вперед, я зажмурился и осенил его крестным знаменем.

– Господи Всемогущий, – пробормотал я, – взгляни на раба своего, сраженного страшным недугом, и утешь его посулом жизни вечной, дарованной в воскрешении сына твоего – Иисуса Христа, Спасителя нашего. Аминь.

Я открыл глаза и увидел, что Шэй улыбается мне.

– До скорой встречи, отче, – сказал он.

Выйдя из камеры Шэя, я неверной походкой выползла из циркового шатра – да, это, знаете ли, был цирк, – и меня сразу же стошнило прямо на траву.

– Эй, – окликнул меня кто-то, – вы в порядке?

Меня подхватила чья-то рука. Вглядевшись в поток тающего солнечного света, я узнала начальника тюрьмы Койна, который, похоже, был рад нашей встрече не больше, чем я сама.

– Идемте. Принести вам воды?

Он повел меня по темным, мрачным коридорам. Мне представилось, что в этих коридорах казнь была бы куда уместней, чем под ярко-голубым весенним небом в кудрявых облачках. Усадив меня в пустой столовой, он отправился к холодильнику за напитком. Но, даже выпив целую чашку воды, я по-прежнему ощущала горечь во рту.

– Простите, – сказала я. – Я не хотела блевать посреди вашего праздника.

Он сел напротив.

– Мисс Блум, вы ведь совсем мало обо мне знаете.

– Мне и этого достаточно, – сказала я, вставая с места.

– К примеру, я не самый ярый сторонник смертной казни, – продолжал Койн.