– Я…

– Я тебе признателен.

Нерегиль горько склонил голову:

– Я…

– Во всем, что случилось, нет твоей вины.

Тарик несколько раз сморгнул. И, странно скривившись, сказал:

– Это… я тебе признателен. За все, что ты сделал для меня… там.

Абдаллах расправил плечи, вздохнул полной грудью и вдруг улыбнулся бегающим курам. И ответил:

– Я знал, на что шел. И узнал, что хотел.

Тарик недоуменно поднял бровь.

– Ты от меня так просто не отвяжешься, нерегиль. И аш-Шарийа никуда не денется – во всяком случае, в ближайшие века. Так что не надейся, Страж Престола, на скорую погибель и конец света. У тебя впереди длинный путь и куча дел.

Нерегиль слабо улыбнулся и покачал головой.

– К тому же, – продолжил аль-Мамун, – я тебе обещал. Забыл?

– Что именно? – снова удивился Тарик.

– Что если что, я тебя достану с того света. Я поклялся девяносто девятью именами Всевышнего. Ну вот, ты сбежал. А я тебя – вернул. На водяное колесо не отправлю, не бойся.

Нерегиль ссутулился, прижал уши и с пугающей горечью проговорил:

– Я бы предпочел, чтобы ты отправил меня на водяное колесо.

Таким – испуганным? – он Тарика не видел.

Сердце словно бы сжала рука в кольчужной перчатке. Поддаваться страху нельзя.

– Что происходит? – жестко спросил аль-Мамун. – Я хочу знать правду.

– Я не знаю всей правды, – горько сказал нерегиль.

– Что случилось? – тихо переспросил Абдаллах, и страх принялся подниматься в нем, как вода. – Где Нум?

Тарик отчанно помотал головой.

– Что?! Где дети?!

– Я… не знаю… Похоже, их успели вывезти из дворца…

– Что?!..

Нерегиль попятился и снова замотал головой: ничего, мол, не знаю…

Под колено застучало что-то мягкое и теплое, ошалело глянув вниз, аль-Мамун снова увидел джинна – тот бил его по ногам хвостом и ходил, как ходят самые настоящие коты, когда трутся о штаны хозяев. Джинн поднял морду и строго сказал нерегилю:

– Полдореа! Хватит трясти башкой на манер лошади! Ну-ка соберись для доклада!

Повернувшись к халифу, кот мрачно заметил:

– Не советую выслушивать такие новости на пороге. В передней комнате сменили ковры, на которых убили того несчастного, Зухайра. Идем сядем, о человек. Нам есть что тебе рассказать.

И, повернувшись в сторону двора, звучно рявкнул:

– Хафс! Хафс, жирная задница! Хватит душить куриц, ты не пройдешь в дверь, клянусь Хварной! Иди сюда, тебя ждет халиф! Что? Халиф ждет, жирная морда, ты же знаешь, что такое халиф? Это тот человек, в чьем хариме тебя откормили до страшных размеров! Скотина! Вы только посмотрите на эти объемы, клянусь священным огнем, это не шерсть!

– А что же это, во имя Милостивого? – непроизвольно ужаснулся аль-Мамун, отступая.

– Племянничек, – удовлетворенно заметил джинн. – Отожрал рыло, ничего не скажешь.

По двору на них шел огромный серый парсидский кот.

– Клянусь Всевышним, такое необходимо измерить и записать для потомков, – сказал аль-Мамун.

– Мир тебе от Всевышнего, о эмир верующих, – почтительно проговорил котяра.

– И тебе мир от Всевышнего, о Хафс, – отозвался аль-Мамун. – А ты что, правоверный?

– Да, мой господин, – строго кивнув башкой, ответил кот.

– Отступник! – мявкнул из-под ног черный джинн, но Абдаллах решил не вступать в дискуссии.

Через некоторое время халиф, правоверный кот, точнее, джинн, джинн-неправоверный кот и Тарик сидели на подушках в передней.

– Клянусь Всевышним, я не желаю ждать ни мгновения дольше, – сказал аль-Мамун. – Где Нум, и что случилось с моим харимом в столице?

– Нум с женщинами находятся при войске Тахира, – четко ответил Тарик. – Но твое войско, Абдаллах, уже больше месяца отрезано от новостей и почты – как обычной, так и голубиной.

– Плохой знак, – пробормотал аль-Мамун, вытаскивая из рукава четки.

– Это знак измены, – нахмурился нерегиль.

И продолжил:

– Тахир, кстати, тоже не озаботился высылкой известий.

– Он тоже изменник?

– Очень скоро узнаем.

– Откуда? Если сюда не доходят послания барида?

– У нас есть посланцы получше барида, – усмехнулся Тарик. – Хафс уже здесь, как видишь. А сегодня вечером мы будем знать все о Тахире.

– Что случилось в столице? – с силой надавливая на зернышки четок и стараясь дышать равномерно, спросил аль-Мамун.

– Говори, о Хафс, – мягко приказал черный джинн.

– Известия о твоей болезни, о мой халиф, пришли в столицу, опережая другие, – со вздохом отозвался серый парсийский кот, и усы его горько поникли.

– О болезни? Не о победе? – зло спросил аль-Мамун.

– О болезни. Причем о такой, что лишает тебя права быть халифом, о мой господин, – безжалостно подтвердил серый джинн. – И о том, что Тарик так и не пришел в себя. Мол, нерегиль сошел с ума, лежит пластом и более ни на что не годен.

– Говори дальше, – бесстрастно – только пальцам от четок было больно – приказал Абдаллах.

– Из Мадинат-аль-Заура плохие новости расползлись по другим городам…

– Плохие вести путешествуют быстро, – пробормотал черный кот.

– В Куфе, Маджерите, Мешхеде и Нисибине начались волнения.

– Зайядиты… – пробормотал аль-Мамун.

– Они, – важно подтвердил серый джинн. – Еретики сбивались в толпы и кричали, что Всевышний покарал нечестивого властителя из рода убийц Али ар-Рида.

Имруулькайс вежливо кашлянул. Тарик не изменился в лице. Абдаллах пожал плечами:

– Про Куфу издавна говорили: если хочешь драки, выйди на площадь и выкрикни: «Да славится имя халифа Умара!» Тебя тут же побьют и отнимут имущество.

– В общем, так они и поступили. Кого убили, кого побили, а у кого отняли имущество. Наместников твоих, о эмир верующих, они кого прогнали, кого в окно на копья выкинули. В Куфе вот на копья выкинули. Вместе с семьей. А еще у них объявился очередной тайный имам. Которого они тут же провозгласили истинным халифом и правителем и носителем священного пророческого огня, желтого свитка и шайтан знает чего еще, во что свято веруют эти сумасшедшие.

– Где же сейчас пребывает это средоточие всех зайядитских добродетей? – мягко спросил Тарик.

– Да в Куфе! – бодро ответил джинн.

– В Куфе, – тихо повторил нерегиль и покивал собственным мыслям. – Очень удобно.