— Арчи… — пробормотал он, хмуря брови и пытаясь что-то сообразить, — мы уже не в пещере?

— Как видишь.

— А-а… как мы здесь очутились? — осторожно поинтересовался он.

Я вздохнул с облегчением — парень выглядел вполне нормальным, и вместо ответа спросил:

— Что последнее ты помнишь?

— Фиолетовую звезду, — ответил он, немного подумав.

— И все?

— И все, — развел он руками. — А что случилось?

— Потом объясню, — пообещал я, — когда Рома проснется.

— А когда он проснется?

— Наверное, скоро.

Лекса не стал настаивать; встал на ноги, почесал спину, помахал руками, выпал на пару минут из поля моего зрения, потом вернулся и сел рядом, обхватив колени руками.

— На какой стороне гор мы сейчас? — спросил он.

— На противоположной.

Лекса усмехнулся.

— Я думал, может, ты решил вернуться назад?

— Нет. Мне помогли найти безопасный путь, и теперь перед нами долина Потерянных душ.

Лекса сощурился и какое-то время пристально всматривался в даль. Потом тряхнул головой:

— Ничего не видно.

— Утром посмотрим.

— Говорят, в долине Потерянных душ вечная ночь и утро никогда не настанет, — сообщил собеседник.

— Ну мы-то еще не в долине, — успокоил я, — так что для нас солнце все же взойдет. А там… — я махнул рукой, — по обстоятельствам.

Лекса склонил голову набок и задумчиво изучал мой профиль — правый, со шрамом — словно хотел проникнуть в какую-то глубинную тайну, сокрытую в моей душе.

— Скажи, Арчи: ты совсем ничего не боишься? — спросил он, так ничего и не высмотрев.

— Ничего не боятся лишь мертвые, — ответил я, — или идиоты. Я вроде ни то ни другое.

— Но ты всегда так спокоен и самоуверен…

«Да, дружище… видел бы ты меня полчаса назад!» — подумал я, но сказал совсем другое:

— Знаешь, Лекса, с годами или научишься скрывать от других свои чувства, или станешь всеобщим посмешищем.

— Это была шутка? — на всякий случай уточнил парень.

— Отчасти, — кивнул я, — а если серьезно, бьют всегда по самому больному месту, так что лучше никому не показывать, где оно у тебя. Понял?

— Ага.

— А если еще серьезнее… я от природы весьма скрытный, и мне не составляет труда удержать проявление своих страхов.

— Вот-вот, — поддакнул Ромка, усаживаясь рядом с товарищем, — бери пример и станешь таким же!

Странно, я даже не заметил, как он проснулся. Я похлопал сына по плечу:

— Ты вообще как?

— Я вообще нормально, — в тон ответил он, — только это… как в песне: что-то с памятью моей стало. Тут помню, тут не помню… — Он усмехнулся одновременно хитровато и растерянно.

— Наверное, вирусное, — посочувствовал я и посмотрел на второго своего спутника: — У Лексы вон такие же проблемы!

— Точно, — подтвердил тот, — но Арчи обещал объяснить, в чем, собственно, дело.

— Обещал — объясню, — и рассказал им о том, что произошло.

Лекса выглядел смущенным, Ромка — сбитым с толку.

— Выходит, эта Душа Хаоса — теперь во мне?! — спросил мой сын. — Что с этим делать?

— Расслабиться и не думать, — посоветовал я. — В конце концов, элемент Хаоса присутствует в тебе с самого момента рождения, ведь ты — мой сын и кровно с ним связан. И уж не думаю, что Душа Хаоса чем-то сильно отличается от Силы Разрушителя, с которой я живу уже третий год. Контролируй ее, не выпускай на волю, вот и все!

…Мы выступили в путь с первыми лучами солнца, и уже через два часа пути добрались до долины Потерянных душ.

Раскидистое дерево, белое, как обглоданная кость, и такое же мертвое, возвышалось на ее границе, а саму долину укрывала пелена непроглядной тьмы.

Над нами светит солнце, впереди — ночь без звезд.

Я почувствовал, как шевелятся волосы на затылке, а холодные липкие пальцы даже не страха, а какого-то первобытного ужаса прогуливались вдоль позвоночника, сковывая душу леденящим холодом.

О чем там мы с Лексой давеча говорили? Кажется, о том, можно ли меня напугать. Что ж, долине Потерянных душ это удалось.

Чего больше всего боится человек? Если верить психологам — неизвестности и смерти. Дальше идет страх одиночества, старости и так далее… Но все это мелочи.

Смерть и неизвестность — все это олицетворяла долина, и сейчас я лучше бы снова глянул в глаза Великому Полнолунию Каиноса, чем войти в это внушающее ужас место.

— Почему души — потерянные?.. — шепотом поинтересовался Ромка.

А Лекса так же шепотом ответил:

— Это те, кто не закончил свои дела при жизни. Они ждут своего часа… А есть такие, что просто заблудились и не нашли путь на свои небеса…

— Откуда ты знаешь?.. — подключился я к общему перешептыванию.

— Говорят, — пояснил Лекса.

— А чего они ждут? — не успокаивался Ромка, которому болтовня помогала бороться со страхом.

Лекса пожал плечами, а я ответил:

— Чего прицепился к человеку? Сейчас пойдем, встретим какую-нибудь душу и допросим с пристрастием.

Достал из рюкзака моток веревки.

— Надеюсь, в связке ходить не разучился — а, Ром?

Мгла, окутавшая нас сразу за деревом-стражем, была сродни веществу Великой Тени: такая же плотная и непроглядная. Я включился в колдовское зрение, увидел рядом с собой «меловые» силуэты и окончательно утвердился в своей догадке.

Решив, что светить Гелисвортом значит привлекать к себе нежелательное внимание местной нечисти, я немного поколдовал и временно наградил Лексу способностью видеть в этой тьме.

Когда восторги и смешки, вызванные необычным зрением, слегка поулеглись, мы пошли дальше.

Путеводная нить, разматывающаяся под ногами, была единственным светлым пятном в этом царстве тьмы.

— И тишина, и мертвые с косами, — нервно пошутил Ромка, когда эта самая тишина стала совершенно невыносимой, но его шутке никто даже не улыбнулся.

Иногда где-то неподалеку раздавались неясные шепоты, стоны, а то и вопли. Все это здорово нервировало, хотя и не причиняло никакого вреда.

— Чего б я так орал?! — снова попытался сострить Ромка, и снова на его тонкий юмор никто не отреагировал.

Иногда в темноте вспыхивали и тут же гасли яркие звездочки, пролетали быстрые светлячки. Один из них довольно долго сопровождал нас, но потом все же скрылся вдали. Когда он исчез, мне почему-то стало грустно.