Не следует забывать, что Распутин был не единственным сторонником мира. Бывший посол в США, барон Роман Розен, князь Владимир Мещерский (издатель «Гражданина» и давний друг Александра III и Николая) и граф Витте – все выступали против войны. После Распутина никто так откровенно не обсуждал с царем катастрофы, которые могут постигнуть Россию, если она вступит в войну, как Петр Дурново, бывший министр внутренних дел. В феврале 1914 года Дурново направил царю знаменитый меморандум на эту тему19.

Когда Распутин писал царю, журналисты обсуждали, что именно старец думает о международной ситуации. «Петербургский курьер», к примеру, 29 июля писал, что Распутин был «чрезвычайно подавлен» полученной из столицы телеграммой об объявлении Австрией войны Сербии20. Как и во время Балканского кризиса, европейская пресса тоже живо интересовалась мнением Распутина. Аксель Шмидт из «Hamburger Fremdenblatt» 21 июня (по новому стилю) писал, что «бывший апостол мира» ныне заговорил на языке панславистов и призывает к объединению славян и православных под русским скипетром. Если это правда, писал журналист, то это представляет серьезную опасность для мира в Европе, поскольку только религия может побудить русский народ к вступлению в войну. «Какова бы ни была причина, – писал Шмидт, – ужасно думать, что сегодня мир в Европе зависит от неясных желаний и воли хитроумного мистика или простого авантюриста. Но в стране неограниченных невозможностей возможно все»21.

Слухи и домыслы ширились. Тулузская газета высказывала мнение о том, что Витте может использовать Распутина для того, чтобы объединить Германию и Россию против «безбожной» Франции. Немецкие газеты (Vossische Zeitung, Berliner Tageblatt) замечали, что в прошлом Распутин был достаточно влиятелен и мог удержать царя от войны, и теперь он тоже может использовать свою силу – но уже для вступления в войну. Еще одна немецкая газета – Deutsche Warte – в первые дни после покушения Гусевой, когда считалось, что Распутин убит, задавалась вопросом, не погиб ли он от руки тех сил в России, которые выступали против его миролюбивой политики и желали вступления России в войну22.

30 июля Николай под сильнейшим давлением военного командования объявил в России полную мобилизацию. Война стала неизбежной. Узнав об этом, Александра бросилась в кабине супруга, где они яростно спорили около получаса. Поступок царя оказался для императрицы полной неожиданностью, и она была вне себя. Она выбежала из кабинета, кинулась к себе, бросилась на диван и расплакалась. «Все кончено, – сказала она Вырубовой. – У нас война». Николай же, как вспоминала Вырубова, был совершенно спокоен. Мучительный вопрос, витавший в воздухе, наконец-то получил ответ23.

19 июля (1 августа) Германия объявила войну России. Распутин отправил Вырубовой послание для Николая и Александры: «Милые, дорогие, не отчаивайтесь!»24 На следующий день он отправил телеграмму самому Николаю: «О, милый, дорогой, мы к ним с любовью относились, а они готовили мечи и злодействовали на нас годами. Я твердо убежден, все испытал на себе, всякое зло и коварство получит злоумышленник сторицей, сильна благодать Господня, под ее покровом останемся в величии».

24 июля (6 августа) Австро-Венгрия объявила войну России. Распутин отправил Александре такую телеграмму: «Господь с вас своей руки никогда не снимет, а утешит и укрепит»25. Сколь бы ни желал Распутин мира, война уже началась, и теперь он стремился к победе и никогда более не сомневался в праведности мотивов России и необходимости поразить врагов26. 26 июля он послал Вырубовой телеграмму: «Все от востока до запада слились единым духом за родину, это радость величайшая».

Распутин писал Николаю о своей уверенности в победе России: «Милый, не скорби от их лукавых хитростей. Бог мудрый через крест показывает славу, сим крестом победиши. То время настанет. С нами Бог, убоятся враги»27.

Через неделю Распутин выписался из больницы и направился прямо в столицу. Вечером 4 сентября Николай принимал его в Царском Селе 28. После возвращения Распутина в светских салонах начались новые сплетни. Морис Палеолог, недавно назначенный послом Франции в России, писал, что Распутин рассказал императрице о том, что его чудесное спасение есть новое доказательство заботы Бога о нем. Ходили разнообразные слухи о позиции Распутина относительно войны. Палеолог считал, что Распутин заставлял Николая вступить в союз с Германией, хотя, как и многие другие члены высшего общества, посол не мог представить, что у крестьянина могут быть подобные идеи. Он был уверен в том, что Распутин просто повторяет то, чему научил его князь Мещерский29.

«Петербургский курьер» писал, что Распутин не только является сторонником войны, но и сам собирается отправиться на фронт. Об этом говорили в салоне графини Софии Игнатьевой. Когда поклонницы Распутина узнали об этом, они взмолились, чтобы он не подвергал себя такой опасности30. Статья в «Курьере» настолько встревожила одного чиновника, некоего И. А. Карева, служившего в Дагестане, что он лично написал Распутину:

Естественно, Распутин на войну не пошел – и даже не имел такого намерения. Тем не менее, не желая оставаться в тени и узнав о военном патриотизме Распутина, сторонники Илиодора начали действовать. Они связались с редакцией «Курьера» и сообщили, что Илиодор уже отправился на сербский фронт. Держа в руках большой крест, он вдохновлял сербских воинов на героические подвиги32.

Распутин вернулся в Петербург 2 сентября. Он все еще был слаб и испытывал значительные боли, хотя доктор Владимиров примерно в то время записал, что рана Распутина находится в хорошем состоянии и признаков заражения нет. Он считал, что излечение Распутина – вовсе не чудо. Но твердую пищу Распутин смог есть только в начале сентября – он съел кусочек хлеба и рыбную котлету33.

Если телеграммы и письма Распутина из Тюмени и раздражали Николая, царь никак этого не показывал. 5 сентября царь принимал Распутина после обеда, а вечером 18 сентября провел с ним более двух часов. 27 сентября он записал в дневнике: «Вечером долго ждали приезда Григория. Долго потом посидели с ним»34. После покушения Распутин не ездил в Царское Село на поезде – его привозил на автомобиле агент охранки35. Встречи во дворце продолжались в октябре и ноябре36.

Война значительно изменила отношения между Распутиным и царской семьей. Теперь Николай часто отсутствовал. С конца лета 1915 года он почти постоянно находился в Ставке, и Александра все чаще искала у Распутина советов по делам личным и политическим. А Распутин был всегда готов помочь. В сентябре Распутина стали тревожить амбиции великого князя Николая Николаевича (Николаши), бывшего его покровителя и главнокомандующего русской армией. 19 сентября Александра писала Николаю о беспокойстве Распутина. Ему казалось, что Николаша при поддержке «черных принцесс» хочет захватить трон – подобная мысль была невыносима ни для Распутина, ни для императрицы37. Николаша же собирал компрометирующую информацию на Распутина с помощью Степана Белецкого38. Говорили, что Распутин просил у Николаши разрешения побывать в Ставке, утверждая, что такова воля самой Богоматери, явившейся ему в видении. Николаша же ответил, что Богородица явилась ему еще раньше и сказала: «“Если этот прохвост осмелится проникнуть в Ставку, повесь его на первом же фонарном столбе”. И поверьте: я выполню волю Богоматери». Распутин никогда не бывал в Ставке39.