на­рода второй Палестиной. То был «сионизм без Сиона», как ирони­чески говорили противники, «Ционе Цион». Большинство конгрес­са не могло решиться на такую коренную ревизию партийной про­граммы и приняло следующую резолюцию: «Сионистическая орга­низация непоколебимо придерживается основного принципа Базель­ской программы о создании законом обеспеченного приюта для ев­реев в Палестине». Колонизацию Палестины решено было вести пока в скромных размерах, откладывая массовое заселение до момента получения официальной концессии, или «чартера», к чему должны быть направлены усилия центрального комитета партии. Председа­телем комитета был избран энергичный сподвижник покойного Герцля, кельнский коммерсант Давид Вольфсон, выдвинувший­ся в деле управления финансовыми органами партии. В связи с этим сионистская экзекутива переместилась из Вены в Кельн. Пришлось вернуться к системе «малой колонизации». Конгресс сионистов в Гааге (август 1907 г.) постановил учредить общество для скупки и парцелляции земель в Палестине (Palestine Land Development

Company). Пытались возобновить переговоры о «чартере» с турец­ким правительством, но безуспешно.

Надежды сионистов воскресли в 1908 году, после июльского переворота в Константинополе, превратившего Турцию в конститу­ционную страну. Всем казалось, что с либеральным правительством младотурок можно будет скорее сговориться относительно свобод­ной колонизации Палестины, чем с деспотом Абдул-Гамидом. Но эти надежды не оправдались. Строители новой Турции оказались ярыми нейтралистами, противниками арабской и всякой иной авто­номии подвластных наций. Младотурки боялись сионизма, как дви­жения, направленного к созданию еврейского автономного центра в Палестине, и предлагали евреям селиться в других провинциях От­томанской империи рассеянными группами, которые могли бы быс­тро ассимилироваться с турецким населением. Наступило тяжелое разочарование, и вождь партии Нордау выразил это чувство в своей речи на девятом конгрессе сионистов (в Гамбурге, декабрь 1909 г.): «Мы хотим составить национальность в оттоманском государствен­ном союзе, мы требуем во всяком случае признания нашей нацио­нальности, а нам говорят: приезжайте к нам в Турцию, мы расселим вас по всем провинциям государства, но именно в Палестину мы вас не пустим. По отношению к таким взглядам наша гордость, наше самоуважение повелевают нам указать на Базельскую программу. Здесь компромисс недопустим. Если мы хотим идти в Турцию, то для того, чтобы быть палестинскими евреями, а не стать турками где-нибудь в Македонии или Малой Азии. Если бы мы хотели ассимили­роваться, то могли бы это сделать ближе и дешевле там, где мы нахо­димся, не тратясь на путевые издержи». Конгресс шумно аплодиро­вал оратору, выразившему оскорбленное чувство национального до­стоинства, но мало радости было в этих овациях.

Десятый конгресс сионистов в Базеле (август 1911 г.), назван­ный «юбилейным», был далеко не торжественным. В России тогда свирепствовала лютая реакция и подготовлялось дело Бейлиса. Эмиг­рация усиливалась, а в Америке и других странах иммиграции при­думывались меры против чрезмерного наплыва чужих. В Турции так­же серьезно думали о сокращении еврейской иммиграции. «Наш кон­гресс называют юбилейным, — говорил Нордау, — не в смысле Jubel, торжества или ликования, ибо теперь меньше чем когда-либо есть основание ликовать. Еврейский народ переживает самые мрач­ные дни своей истории в диаспоре. Все наши сторожевые посты до­носят нам только одно: враги кругом!» В своем отчете исполнитель­ный комитет напомнил о недавнем заседании турецкого парламен­та, где сионистов обвиняли в политическом сепаратизме в Палести­не. Президент организации Вольфсон косвенно опровергал это об­винение, заявив в своей вступительной речи, что Базельская програм­ма не имеет ничего общего с планом еврейского государства, разви­тым в книге Герцля «Judenstaat» еще до создания сионистской орга­низации. «Не еврейское государство хотим мы создать, а родной при­ют (Heimstätte) на старой земле наших предков, где мы, не испытывая преследований и притеснений, могли бы национально возродиться». В этом заявлении была не только дипломатия: на десятом конгрессе политический сионизм действительно капитулировал перед практи­ческим и культурным, перед старым палестинофильством и ахад-гаамизмом. Все резолюции конгресса были направлены к одной цели: «укреплению еврейских позиций» в Палестине. Решено было усилить деятельность аграрных и финансовых органов в стране, обеспечить колонистам кредит, заботиться о привлечении больших капиталов для развития индустрии, устраивать учебные заведения с нацио­нальным языком преподавания. Пункт о «культуре» снова, как на первых конгрессах, испугал делегатов из ортодоксальной фракции «Мизрахи». Они жаловались, что в яффской еврейской гимназии уче­никам преподают Библию, хотя и на национальном языке, но не в духе религиозной традиции, с допущением научной «библейской критики». Мизрахисты успокоились лишь после того, как им была обещана полная свобода в устройстве собственных религиозных школ. Уступкою обстоятельствам было и решение конгресса, обязы­вавшее сионистскую организацию участвовать вместе с беспартий­ными учреждениями в деле урегулирования еврейской эмиграции, куда бы она ни направлялась. Тут сионисты впервые признали, что создание народного центра в Палестине есть лишь часть великой проблемы перемещения национальных центров и что эта часть неот­делима от целого. Конгресс переместил и свой собственный центр, избранный им исполнительный комитет, из Кельна в Берлин, где президентом организации вместо Вольфсона сделался профессор Отто Варбург.

Последний перед мировой войной всемирный конгресс сионис­тов, состоявшийся в Вене в августе 1913 года, еще более закрепил переход от политического сионизма к «практическому». Президент Варбург констатировал, что сионизм вступил в новый фазис: после политической пропаганды начального периода сионисты теперь при­знают, что скромная реальная работа в Палестине есть не только средство, но и цель, ибо она усиливает еврейский элемент в стране и создает конкретную базу для будущего автономного строя. Мелан­холически звучала речь выдающегося публициста Нахума Соколо­ва, замещавшего на этом конгрессе Макса Нордау в роли обозрева­теля исторического момента. Ближе стоявший к глубинам еврейско­го духа, Соколов давал здесь новый ответ на национальную пробле­му. «В диаспоре, — говорил он, — хаос, tohu wabohu. Может ли сио­низм изменить жизнь диаспоры? Этот фатальный вопрос беспрестан­но давит нашу душу. В ответ на этот вопрос я хочу противопоста­вить печальной картине разброда диаспоры другую картину: диас­пору, географически рассеянную, но сплоченную единым живым цен­тром; диаспору со всеми врывающимися в нее извне страданиями, но без малодушия и смирения, без духовного подчинения, без ассими­ляции, диаспору с истинно еврейскою солидарностью... Работа при­надлежит диаспоре, а импульс Палестине». Тут веяло духом куль­турного сионизма Ахад-Гаама: еретик был официально признан дог­матиками сионизма. Конгресс и предшествовавшая ему конферен­ция русских сионистов уделили много внимания вопросу о нацио­нальном воспитании, об утверждении господства древнееврейского языка в школе и литературе («гебраизм»). С энтузиазмом был при­нят проект М. Усышкина об учреждении в Иерусалиме националь­ного университета, который служил бы притягательным пунктом для диаспоры. Под этим впечатлением торжества духовного начала в сионизме закрылся Венский конгресс. Через год вспыхнула мировая война, в которую скоро втянулась и Турция, и только исход четы­рехлетней борьбы политических титанов открыл перед раздроблен­ной нацией перспективу автономной еврейской Палестины.

Параллельно с сионизмом, как малый поток