Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сидел в своей комнате и плакал от страха. Я не считал себя виноватым, но был уверен уже тогда, что общество в лице родителей не примет моих секретов. И я ненавидел тебя, Лиля, за то, что ты сделала. Это было настоящее предательство. – Габриэль снова приближается ко мне и берет за лицо хваткими пальцами, сдавливая так, что я уверена – останутся синяки. – Я так любил тебя, сестренка, а ты меня предала. Видимо, я недостаточно пугал тебя монстром. Ты так и не смогла исправиться.
После того как гости спешно расходятся, родители поднимаются наверх, в свою комнату. Мальчик с льняными волосами знает, что они будут говорить о нем. Знает это и очень боится.
Как только они заходят в спальню, мальчик открывает окно, по карнизу пробирается на их балкон и прячется там, в тени. Его птичье сердце стучит так громко, что он опасается – вдруг они услышат? Раскаяния в нем нет, только страх, пустивший корни в самую душу. И гулкая слепая ненависть к Лиле, которая все рассказала. Как только посмела! Все разрушила, все!
Он слышит почти весь их разговор.
– Мы его отдадим, – говорит отец злым голосом, меряя комнату шагами. – Мы отдадим этого психопата обратно, откуда взяли.
– Куда мы его отдадим, Сережа? – плачет мама. Мы взяли его из детского дома, чтобы потом возвращать? Даже с собаками так не поступают.
– Я сказал: в одном доме с моими дочками это чудовище жить не будет. Я с самого начала подозревал, что он не в себе. Черт побери, о чем мы думали, когда его брали! Его мать была алкоголичкой, а когда умерла, он просидел с ее телом двенадцать часов. У него искореженная психика, и я не позволю ему навредить девочкам!
– Но, Сережа, как мы отдадим его, что скажем? Как он будет один?
– Думаю, нормально, раз научился убивать собак.
– Он наш сын.
– Он опасен для общества. Милая, ну подумай сама, что будет, когда он подрастет? Тебе не страшно за девочек? Я несколько раз видел, как он смотрит на Розу – как взрослый мужчина на женщину! Сначала я думал, что мне это просто кажется, корил себя за такие мысли. А теперь я ни в чем не уверен. Он измазал ее своей кровью и стал рисовать портрет! Все начинается с малого. Сначала собаки, потом люди. Я боюсь за своих дочерей. А ты? Переживешь, если с ними, не дай бог, что-то случится?
Мама снова плачет. Отец ее успокаивает.
– Давай ляжем спать, Сережа, – говорит севшим голосом мама, – а завтра с утра решим, что будем делать с Валентином.
Отец обнимает ее, снова говоря ласковые слова, а мальчик незамеченным возвращается в свою комнату тем же путем. Но он не ложится спать в свою уютную постель. Он понимает: нужно действовать. Он должен защитить себя, чтобы его вновь не отправили в приют. Он бы не пережил этого. И не пережил бы расставания с Розой.
Взрослые думают, что надежно заперли его в своей комнате, но ночью он легко выбирается оттуда через открытое окно и устраивает пожар на втором этаже знает, что нужно для этого сделать. Пламя разгорается с огромной скоростью, всюду – черный едкий дым, разъедающий легкие. Мальчик подпирает шваброй дверь, ведущую в комнату Лили, забирает сонную хнычущую Розу и уходит.
Когда он оборачивается на горящий дом, на его лице появляется злая улыбка. Однако улыбка сползает, когда он видит две мальчишеские фигуры. Одна из фигур – та, что повыше, – бросается в горящий дом и выносит Лилю, которая должна была сгореть.
– Мразь, – шепчет мальчик едва слышно.
Как же он ее ненавидит, эту маленькую капризную принцессу, как же он ненавидит ее рыцарей! Как же он всех их ненавидит.
– Где мама и папа? – со страхом спрашивает Роза, крепко сжимающая его ладонь.
Мальчик поднимает голову вверх – там, во тьме, слабо сияют две звезды. Потом он скажет Розе, что они стали звездочками на ночном небе. А сейчас говорит:
– Они ждут нас. Бежим!
Пальцы Габриэля продолжают неспешно заплетать мои волосы в косу.
– Признаюсь, огонь давно меня привлекал и на пустыре я устраивал кое-какие эксперименты, однако делал это крайне редко – боялся, что узнают взрослые. Устроить пожар мне не составило никакого труда. Возвращаясь мыслями к этим событиям, я понимаю две вещи. Во-первых, я был умным и сообразительным мальчиком. Сделал очаг на втором этаже, рядом с родительской спальней, и они задохнулись во сне. Сам же в это время взял Розу и убежал, в отместку заперев дверь твоей спальни снаружи. Во-вторых, мне очень повезло, что все сложилось именно так. Если бы родители остались живы, они бы все поняли. Но в живых осталась только ты, Лиля. Тебя спас Матвей – выбил стекло и вытащил из горящего дома. Ты даже не пострадала. Ни одного ожога! Зато память пропала. Ты никого не узнавала и все время плакала.
Как же я был зол на тебя и на твоих дружков, Андрея и Матвея! И на взрослых – далеко уйти с Розой мне не удалось. Нас поймали. Я сказал, что испугался огня и убежал, и, разумеется, мне поверили. Назвали героем – ведь я «спас» свою сестренку.
«Валентин, ты не только талантливый художник, ты еще и смелый мальчик, настоящий мужчина», – говорила мне тетка, примчавшаяся из Москвы.
Ох, как я ненавидел это имя! Мама назвала меня в честь себя, ей казалось, что это ужасно мило, но я ненавидел ее за то, что она бросила меня. Ненавидел все, что было связано с ней! Я хотел иметь другое имя, я хотел быть другим. И я всегда знал, что так и произойдет. Что ж, обо всем по порядку.
Тетка души во мне не чаяла и забрала к себе, объявив, что будет развивать мой дар. Вас же предложила взять на воспитание домработнице и садовнику. Зачем? Во-первых, вас она терпеть не могла, кроме того, ни одна из вас не казалась ей перспективной. А во-вторых, она решила забрать деньги родителей. Провернула несколько махинаций, в результате которых переписала бизнес отца на себя задним числом. Как ей это удалось, понятия не имею – она была ловкой и до отвращения меркантильной. Официально у родителей остались лишь машины, коттедж, квартира в центре и какой-то участок земли. Все это было поделено между нами троими. Вернее, между теткой, ставшей моей опекуншей, садовником, который взял Розу, и домработницей, которая забрала тебя. Она в тебе души не чаяла – слишком ты напоминала ей погибшую дочь. Ох, как все-таки это трогательно. Эта добрая женщина действительно заменила тебе мать. Правда, с ней возникла проблема. Ее муж со временем понял, что тетка намудрила с наследством. И поехал к ней выяснять отношения. Нет-нет, он был хорошим человеком, ему не нужны были деньги, и он принял тебя как родную. Этот человек хотел справедливости. Я слышал его разговор с теткой, у которой в то время жил.
«Вы воспользовались ситуацией и обокрали девочек, – говорил он обличительно, с праведной яростью в голосе. – Как вам не стыдно, это же дети вашего родного брата! Вы нажились на трагедии их семьи. Вы просто ничтожество!»
Тетка вызвала охрану, и его выставили. Твой отец обещал поехать в прокуратуру, но, как это часто бывает, не успел даже доехать. Попал в аварию. – Габриэль вздыхает. – Люди думают, будто бы у ада есть свои врата. Но мало кто подозревает, что этих врат великое множество – в каждой купюре. В деньгах. Твой отец умер из-за них. А мать, поняв это, никогда больше не показывала носа. Жила себе тихонечко, пытаясь забыть обо всем. Они все пытались забыть! Только я помнил.