«Никогда шпионажем не занималась и понятия не имею, что это значит. Артузов Артур Христианович является моим мужем, живу с ним с 1934 года. Никогда никаких антисоветских проявлений я со стороны Артузова не замечала. Он вел себя как настоящий коммунист».

Содержалась Инна Михайловна во Внутренней тюрьме номер 2.

Инна Михайловна верила Артуру Христиановичу так же, как верил ему Феликс Эдмундович Дзержинский.

Сегодня через многие десятилетия трудно представить последние дни Артура Христиановича Артузова. И все же сохранились документы, проливающие свет на его судьбу.

В пятидесятые годы минувшего столетия было еще много людей, знавших Артузова. Были и те, кто присутствовал при его аресте и допрашивал. Это Баштаков и Аленцев.

При аресте Артузова присутствовал оперуполномоченный того же 8-го (Учетно-регистрационного) отдела, лейтенант госбезопасности Леонид Баштаков, впоследствии возглавивший этот отдел, называвшийся тогда уже 1-м Спецотделом НКВД СССР.

«Артузова я лично знал с 1932-го по 1937 год, то есть по день его ареста, по совместной работе в органах ОГПУ — НКВД. В первой половине 1937 года я работал в подчинении у Артузова на протяжении полутора — двух месяцев.

…Артузов человек большой культуры, с большим опытом оперативной работы, к подчиненным был внимателен, отзывчив. Знаю его по работе в школе органов, там он как лектор пользовался большим авторитетом и уважением».

Л. Ф. Баштаков по совместительству несколько лет был руководителем одной из спецдисциплин в Центральной школе ОГПУ — НКВД, где иногда А. X. Артузов читал лекции. С января 1942 года и до выхода в отставку Л. Ф. Баштаков был начальником Высшей школы НКВД — НКГБ — МГБ СССР.

«Арест Артузова для меня был полной неожиданностью. Произошло это таким образом. В день ареста Артузова я работал в кабинете Артузова, так как он был на партийном активе в клубе НКВД. Часов в 12 ночи Артузов возвратился с актива в возбужденном состоянии. На мой вопрос, что случилось, Артузов, волнуясь, беспрестанно ходя по комнате, стал ругать Фриновского и говорил примерно следующее: "Этот выскочка, недоучка ни за что оскорбил меня на активе, назвав меня шпионом. Мне даже не дали возможности отпарировать его выступление".

Спустя 20–30 минут работники Оперода арестовали Артузова.

В моем присутствии производилась опись документов в кабинете Артузова. Что это были за документы, я сказать не могу, так как не читал их. Не знаю я дальнейшей судьбы этих документов».

Это показал генерал-майор в отставке (с 1947 года) Леонид Фокиевич Баштаков 20 апреля 1955 года, будучи приглашенным в КГБ при Совете Министров СССР.

Что такое Оперод? Сотрудники Оперода осуществляли наружное наблюдение, обыски, аресты, перлюстрацию корреспонденции и т. п.

Артузов справедливо назвал Фриновского — недоучка. Комкор, впоследствии командарм первого ранга (перескочив через ранг второй) и нарком Военно-Морского Флота Фриновский получил примечательное образование. Он окончил духовное училище, один класс Пензенской духовной семинарии и… шестимесячные курсы при Военной академии РККА.

У читателя могут возникнуть вопросы: почему Баштаков находился в кабинете своего начальника Артузова? Что он там делал? Разве не имел он собственного рабочего места? Кстати, как известно читателю, Артузов в новой должности занимал крохотный кабинетик-клетушку на первом этаже. Места для второго письменного стола там не было. Почему Баштаков не торопился домой? Почему Баштаков работал там аж до двенадцати часов ночи? Может, по просьбе Артузова отбирал для него материалы к очередной главе будущей книги и не успел этого сделать днем? Баштаков упоминает скромно, что при нем производилась выемка документов, обнаруженных в кабинете Артузова, но что за документы, он не знает, так как их не читал. Правдивы в заявлении только последние два слова — «не читал». Но о чем они, знал прекрасно, ибо на каждой папке, изымаемой из сейфа, была надпись, которая и заносилась в опись.

И напрасно скромничает уполномоченный 8-го отдела лейтенант госбезопасности Баштаков — он не просто присутствовал при этой процедуре. Он самолично составлял опись изъятого. О чем свидетельствует его подпись под оной.

В сейфе Артузова было обнаружено множество следственных «дел», среди них «дело» Сиднея Рейли, «дело» о похищении генерала Кутепова — этими материалами он пользовался для работы над историей ВЧК — ОГПУ. Копии двух писем Менжинскому. Копии пяти писем Ежову. Рукописный обрывочный текст выступления на партактиве. Некоторые личные документы. И последнее, очень важное — копии письма Сталину.

Вот личный обыск Артузова действительно производился лишь в присутствии Баштакова. Его проводил младший лейтенант госбезопасности П. Васильев. При этом было изъято:

Партийный билет за номером 1018779.

Служебный пропуск в Кремль за номером 079.

Удостоверение НКВД за номером 35.

Пропуск в Наркомат обороны.

Знак «Почетный чекист» за номером 33 и грамота к нему (в форме удостоверения личности, несколько большего размера).

Нож перочинный в кожаном футлярчике.

Два письма и три записки.

Девять почтовых марок.

А вот соображения по поводу нахождения Баштакова в кабинете Артузова такие: он там находился в столь поздний час неслучайно. Нахождение в чужих кабинетах без служебной надобности в середине ночи никогда в НКВД не поощрялось, особенно в кабинетах начальников, тем более в их отсутствие. Стало быть, какая-то служебная надобность (оформленная в виде устного приказа) имелась.

Возможно, вопрос об аресте Артузова был окончательно решен в самую последнюю минуту, возможно, после окончания собрания партактива, иначе его могли арестовать раньше, а не приглашать в зал. Партактив — не партсобрание, на которое обязаны были являться все члены данной парторганизации. Партактив — всегда для избранных, ответственных. Рядовых коммунистов туда приглашали, если их присутствие было необходимо. Баштаков работал в одном отделе с Артузовым, состоял в одной с ним партячейке. Значит, то было не партсобрание, на котором присутствовал бы и Леонид Фокиевич, а именно узкий партактив, иначе не выступал бы на нем первый замнаркома и начальник ГУГБ Фриновский.

Сейчас можно только предполагать. Так вот одно из предположений, что Баштакова кто-то из высших руководителей (не исключаю, что тот же Фриновский) подсадил под благовидным предлогом в кабинет начальника, чтобы Артузов, почуяв неладное, вдруг не смог бы уничтожить хранящиеся у него какие-либо документы или, что совсем уж нежелательно, не покончил жизнь самоубийством (таких случаев в системе НКВД уже было несколько).

На следующий день после ареста Артузова на его квартиру по 3-й Тверской-Ямской явились сотрудники Оперода Гродек и Молюков (инициалы ни в ордерах, ни в протоколах не проставлены). При обыске в качестве понятых присутствовали дворник Андрющенко П. Н. и… Артузова И. М. (Их инициалы в протоколе указаны.)