С этими словами она умчалась по коридору, и после секундной заминки потрясенные Патрик с Мартином выбежали следом за ней.

В последний момент Патрик вспомнил, что надо запереть комнату, где остался подследственный. Продолжать допрос придется позже, начав с того, на чем они сейчас остановились. Оставалось только надеяться, что нужный момент не упущен.

Невозможно было отрицать, что он испытывал некоторую озабоченность. Конечно, прошло всего несколько дней, но у Мельберга не было ощущения, чтобы между ними установился контакт, который должен быть между отцом и сыном. Разумеется, здесь требуется терпение, но все же ему казалось, что он не видит от сына заслуженной благодарности. Сыновнего уважения к отцу, той самой бескорыстной любви, о которой столько толкуют все родители, с примесью благотворного страха. Мальчик казался ему каким-то равнодушным. Он целыми днями валялся на диване, в огромном количестве поедал чипсы и играл в свою электронную игру. Мельберг не мог понять, в кого он такой вялый. Должно быть, это перешло к нему с материнской стороны. Вспоминая собственную молодость, он видел себя сгустком энергии. Спортивных достижений он не мог уже припомнить, да и вообще память не сохранила ничего, связанного со спортом, но он не сомневался, что все это было, лишь позабылось за давностью лет. В собственном представлении он в юные годы был мускулистым и подвижным.

Мельберг посмотрел на часы — до полудня еще довольно далеко. Пальцы нетерпеливо барабанили по письменному столу. Пойти, что ли, домой и с пользой провести время в обществе Симона? Он, наверное, обрадуется. Подумав хорошенько, Мельберг понял, что сын его стесняется, но в душе мечтает о том, чтобы папочка, который так мало бывает дома, пришел и помог ему вылезти из скорлупы. Конечно же, в этом все дело! Мельберг облегченно вздохнул. Хорошо, что он понимает молодежь, а не то уже опустил бы руки, предоставил бы мальчику сидеть на диване и мучиться в одиночестве. Ничего, скоро Симон увидит, как ему повезло с папой!

В самом благостном расположении духа Мельберг надел куртку, соображая, какое бы такое придумать занятие, благотворное для развития отцовско-сыновних отношений. К несчастью, в этом богом забытом захолустье в плане развлечений для двух настоящих мужчин не из чего было особенно выбирать. Вот если бы они находились в Гётеборге, он показал бы сыну стриптиз-клуб или научил бы играть в рулетку. А так не знаешь, что и делать. Ну ничего! Что-нибудь да придумается!

Проходя мимо кабинета Хедстрёма, Мельберг подумал: как скверно то, что случилось с его маленькой дочкой. Вот вам и еще одно доказательство — никогда не знаешь, что может случиться, а стало быть, пока не поздно, надо радоваться, что у тебя есть дети, и наслаждаться общением с ними. А потому никто не вправе упрекнуть его за то, что он сегодня решил уйти пораньше.

Насвистывая, Мельберг приблизился к столу дежурного, но тут же застыл, заметив, как вдруг захлопали двери и его подчиненные наперегонки понеслись к выходу. Что-то случилось, и, как всегда, его забыли проинформировать.

— Что тут происходит? — крикнул он Йосте, который бежал не слишком резво и потому оказался в хвосте.

— На улице кого-то машина задавила.

— Вот черт! — воскликнул Мельберг и тоже помчался так быстро, как только несли ноги.

Выскочив из дверей, он сразу остановился. Посреди дороги стоял черный семейный автомобиль, и какой-то человек — по-видимому, водитель — ходил вокруг, держась за голову. На водительском месте сработали подушки безопасности, и он, судя по всему, остался невредим, но сейчас был не в себе. Перед радиатором машины на дороге лежал какой-то мешок. Над ним склонялись стоявшие на коленях Патрик и Анника, в то время как Мартин пытался успокоить водителя. Эрнст стоял немного в стороне, беспомощно свесив руки, весь белый, как бумага. К нему подошел Йоста, и Мельберг увидел, как они тихо переговариваются. Озабоченное лицо Йосты вызвало у Мельберга глубокое беспокойство, и даже в желудке появилось неприятное ощущение.

— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — спросил он, и Анника ответила, что да. Расстроенный и растерянный, не зная, что ему делать, он подошел к Эрнсту и Йосте.

— Что тут случилось? Кто-нибудь из вас знает?

Не предвещавшее ничего хорошего молчание обоих подсказало, что ответ вряд ли его обрадует. Заметив, что Эрнст тревожно заморгал, он устремил на подчиненного пристальный взгляд:

— Ну, будет кто-нибудь отвечать или из вас щипцами надо вытягивать каждое слово?

— Это был несчастный случай, — сказал Эрнст плаксивым голосом.

— Может быть, ты сообщишь мне какие-нибудь детали этого «несчастного случая», — осведомился Мельберг, продолжая сверлить его глазами.

— Я только хотел задать ему несколько вопросов, а он психанул. Он же был совсем психованный, этот парень, я-то тут при чем? — Эрнст воинственно возвысил голос, пытаясь овладеть ситуацией, неожиданно вышедшей у него из-под контроля.

Тревожное ощущение в желудке Мельберга усилилось. Он взглянул на лежащий посреди дороги «мешок», но лица не разглядел, поскольку его заслонял Патрик, и Мельберг не мог определить, знаком ли ему этот человек.

— Кто там лежит под радиатором машины, Эрнст? Может быть, ты будешь так любезен сказать мне?

Ответ был задан тихо, шипящим шепотом, и это более всего остального открыло Эрнсту, в какой тяжелый он попал переплет.

Набрав в грудь воздуха, он прошептал:

— Морган. Морган Виберг.

— Какого черта! — заорал Мельберг так яростно, что Эрнст и Йоста даже отшатнулись, а Патрик и Анника обернулись.

— Ты знал об этом, Хедстрём? — спросил Мельберг.

Патрик сердито мотнул головой:

— Нет, я не давал распоряжения приводить Моргана на допрос.

— Та-ак. Ты, значит, решил блеснуть! — Мельберг снова заговорил нарочито тихо и спокойно.

— Но вы же сказали, что надо заняться этим идиотом. И я, в отличие от него вон, — Эрнст мотнул головой в сторону Патрика, — полагаясь на вас, сделал, как вы сказали.

В нормальной обстановке подольститься к начальству было бы самым удачным ходом, но на этот раз Эрнст зашел так далеко, что даже это не могло настроить Мельберга в его пользу.

— Я что — так и сказал, чтобы Моргана забрали на допрос? Ну! Говорил я так?

Поколебавшись немного, Эрнст еле слышно прошептал:

— Нет.

— Вот так-то! — рявкнул Мельберг. — И где эта чертова «скорая»? Что они там, решили позавтракать по дороге?

Он был в отчаянии, и ему не стало легче от спокойного ответа Хедстрёма:

— Не думаю, что им надо спешить. Когда мы подошли сюда, он уже не дышал. Вероятно, смерть наступила мгновенно.

Мельберг прикрыл глаза. Перед его мысленным взором рушилась карьера всей жизни. Столько лет тяжкого труда, если не по части исполнения каждодневных полицейских обязанностей, то по части лавирования в джунглях политики, поддержания хороших отношений с влиятельными людьми и борьбы с теми, кто стремился вставлять ему палки в колеса. И вот все старания пропали зря из-за одного самонадеянного дурня.