Далее последовало потрясающе быстрое судебное разбирательство.

Оно прошло быстро, потому что Эриджо Валери, явно не трус, кем бы еще он ни был, сказал:

— Для меня было бы позором отрицать что-либо в этой истории, и я не стану отрицать. Этот молокосос Канавли обесчестил мою дочь и опозорил нашу семью. С ним разобрались, как принято с давних пор, и это известно всем в этой комнате.

— Действительно. Мера наказания за такие расправы также известна с давних пор, — пробормотала императрица. И прибавила: — Если вы не отрицаете обвинений, то нет нужды слушать дальше, и, если честно, слушать чтение длинных писем откуда-то из Батиары было бы утомительно. Оставьте их для архивов святилища, отошлите копии Патриарху, когда будете писать ему, а у нас есть признание вины.

Она смотрела на Эриджо Валери.

— Некоторые считают правильным разрешить обвиняемому высказаться в этот момент. Мы не видим в этом смысла. Мы так никогда не поступали в Сарантии. Мы утверждаем, что приговор за такое убийство — смерть. Старшая Дочь Джада, способ казни должны выбрать вы, и мы думаем, что господар Дживо согласится стать свидетелем нашего суда и приговора.

Андрий Дживо, очень мрачный, встал и поклонился.

— К вашим услугам, ваша милость, — произнес он. — Если это необходимо, и в этом святом месте.

— В этом нет ничего святого! — рявкнул мужчина, сидящий в кресле. — Только троньте меня, и последствия дойдут через море.

По-прежнему никакого страха незаметно. «Это производит впечатление», — подумал Драго. Ему внезапно пришла в голову мысль, что его могут попросить осуществить казнь.

Но этого не произошло. И это было одной из причин, почему он шел сейчас под парусом на остров в конце дня.

Они отплыли из Дубравы на следующее утро с приливом. Граф Эриджо Валери стоял на носу и смотрел на восток — а не назад, на этот проклятый город. Его захлестывали чувства, в том числе ярость и постыдное облегчение. И еще что-то, чему он не мог дать названия. Он не спал прошлой ночью, здесь, на корабле. Его любезно пригласили отужинать в городе у Правителя. Он отказался, сославшись на недомогание.

Ранее он подписал документы, которые дали ему на подпись в той комнате, где — невероятно — по-видимому, правит его дочь, и люди ей подчиняются. Даже старуха, императрица, считалась с Леонорой.

Императрица. Он видел последнюю императрицу Сарантия. Он назвал ее старой каргой. При этом воспоминании он содрогнулся. Но откуда ему было знать?

Она приговорила его к смерти. Он сомневался, что он был первым человеком, которого она приказала казнить. В комнате находился человек, капитан корабля, который, он был уверен, хорошо умеет убивать, и он бы это сделал, по приказу Леоноры.

Она не отдала этого приказа. Она оставила ему жизнь.

В ее власти было решать, будет ли он жить, и одно это уже являлось возмутительным нарушением порядка вещей. Он смотрел на волны впереди корабля, сине-зеленые, яркие в утреннем свете. Он ненавидел море.

Купец Дживо засвидетельствовал документы. В них граф Эриджо Валери из Милазии признавал, что город-государство Дубрава оказал ему и его семье большую услугу, спасая его дочь от пиратов в море. Выкуп за нее уплатило семейство Дживо. Эту сумму им компенсировал Совет Правителя, и теперь, в свою очередь, Валери обязуется вернуть эти деньги, плюс еще некоторую сумму (значительную) в знак признательности и в благодарность за оказанную услугу.

Разумеется, у него не было с собой таких денег. Это понятно. Кто берет с собой такие деньги наличными в море? Там пираты! Нет, необходимые деньги будут получены путем безвозмездной передачи товаров, доставленных на корабле, на котором он прибыл.

Поскольку эти товары не принадлежали Валери, его стюард с корабля подсчитает вместе с таможенниками Дубравы их настоящую стоимость. Валери подпишет эти бумаги на таможне, их заверят печатью, а другие документы подтвердят его долг купцам его родного города и Родиаса, которым принадлежали эти товары, и он возместит его, когда корабль вернется в Милазию. Дубрава не должна платить за них владельцам. Им заплатит Эриджо Валери.

Он также взял на себя обязательство, в присутствии дочери, построить обитель за стенами Милазии, чтобы увековечить имя Паоло Канавли. И подарит этой обители средства на то, чтобы в ней получили кров и защиту тридцать Дочерей Джада, отныне и навсегда.

Его стюард получил указания немедленно обсудить с господаром Андрием Дживо сумму требующегося щедрого пожертвования. Эриджо вспомнил, как подумал тогда, что нельзя доверять купцу из Дубравы такие смехотворные торговые расчеты.

Это он тоже подписал. В трех экземплярах. Один отправят в Родиас, Верховному Патриарху. В конце концов, ведь предстоит строить обитель и святилище.

— Этот благочестивый и смиренный поступок, — невозмутимо произнесла его дочь, — несомненно, завоюет для вас благосклонность Патриарха. Это неплохо. Если, конечно, вы исполните все это. Возможно, вы заметили, что тот документ, который вы подписали, передает семье Канавли наш охотничий домик, а также прилегающие к нему земли и виноградники, если обитель не будет построена в течение двух лет. Поэтому лучше вам ее построить. Думаю, больше нам от вас ничего не нужно. Вы можете идти.

Драго было приятно, что его знают на острове и доверяют ему. Приплыв туда позже в тот же день, он был встречен у причала двумя служительницами, которые жестами пригласили его пройти дальше. Он увидел трех более молодых Дочерей в саду, с корзинами, и они ему улыбнулись, одна из них даже очень тепло. Его мать, подумал он, была бы довольна, что его знают в святой обители, и рады ему.

«Интересно, — подумал он, — каким станет Синан под руководством Леоноры Валери?» Она очень молода, и явно не отличается такой уж большой набожностью.

Он также считал ее замечательной. Если бы она его попросила, он бы убил сегодня ее отца.

Сейчас, увидел он, приближаясь по дорожке от моря, она находилась на террасе. Его работодатель, отец Марина, все еще был с ней. Они пили вино. Императрица отсутствовала. Леонора увидела Драго и подняла руку, приглашая его подняться к ним. Он поднялся, вышел на террасу и поклонился им обоим. Она указала ему на кресло. Он покачал головой. Он не мог сидеть и пить вино вместе с Андрием Дживо. Его это пугало, это не соответствовало их ролям. С сыном — да, но не с отцом. Он снял свою красную шапку, пригладил волосы.

— Я так и думала, что вы вернетесь, — сказала Леонора Валери.

— Моя госпожа, — ответил он, не зная, что еще сказать.

— Вы испытываете сомнения по поводу того, что здесь произошло, и хотели бы все точно знать. Возможно, чтобы написать об этом Марину? В Ашариас?

Он действительно думал о такой возможности.

— Если он там, — вставил Андрий Дживо. Он казался задумчивым, но таким он был всегда. Он хороший человек, Драго всегда так считал, но не очень открытый, и не эмоциональный. — Мы не можем этого знать. Они могут вернуться домой раньше любых писем, это зависит от того, как долго он там пробудет.