– Там, внизу, ящик с гранатами. Я сделал пару связок. Для танков. Бери.

В следующее мгновение наш батальон открыл огонь по врагу. Я тоже стал стрелять, особо не прицеливаясь. Захватило общее стремление накрыть противника свинцовым ливнем, чтобы головы поднять не мог. Грохот от стрельбы поднялся такой, что я перестал слышать все остальные звуки, и даже рокот танковых моторов почти пропал. Передергивая затвор винтовки, я посылал в фашистов пулю за пулей и даже, кажется, в кого-то там попал.

Но беда в виде трёх танков, что пёрли прямо на нас, никуда не девалась. Вражеская пехота немного отстала от них из-за нашего плотного огня, а бронированные машины ехали дальше, не заметив, что их сопровождение не поспевает.

– Коля! Танк! – крикнул мне Балабанов. Я бросил взгляд на капитана, и всё внутри меня похолодело. «Посылает на верную смерть», – подумал и, схватив связку гранат, полез через бруствер.

Глава 87

Лёля нашла старика неподалеку от кухни. Ему удалось выпросить у ездовых немного пшеницы, и теперь Стешка и другие лошади наслаждались зерном, громко хрумкая.

– Сан Саныч! – позвала Лёля. Старик обернулся.

– Ааа! Дочка! Вернулась?

– Не совсем. Сан Саныч, мне помощь ваша нужна. Опять. Уж простите, – сказала Лёля.

– Ну что ты все извиняешься-то? Говори, помогу чем смогу.

– Дайте мне, пожалуйста, лошадь с подводой. Я к зенитчицам поеду. У них всего одна санинструктор осталась. Буду им помогать, – сообщила девушка.

Лицо старика помрачнело. Когда проезжали позиции зенитного батальона, он видел то месиво, в которое его превратили немецкие танки с самолетами. Рассмотрел при свете звезд огромное количество воронок от разрывов разной силы, опрокинутые орудия и гильзы. Много, целые россыпи стреляных пушечных гильз. Тогда он еще подумал, какая это мука для молоденьких девчушек – таскать такие тяжести. Каждый снаряд по 17 килограммов, а сколько их нужно, чтобы германца остановить? Сотни, тысячи, и все на тонких девичьих руках.

– Я тебе подводу, дочка, не дам, – сказал Сан Саныч. Лёля было открыла рот, чтобы начать его переубеждать, но тот продолжил. – Ты, дочка, верно, из городских?

– Да, – призналась Лёля.

– С лошадьми управляться знаешь как?

– Нет.

– Потому подводу и не дам. И себе шею свернешь, и лошадку погубишь. С тобой поеду, – сказал, как отрезал, Сан Саныч. Он подошел к Стешке и стал ее впрягать обратно в повозку, приговаривая: «Ну что ж, Стешенька. Придется нам с тобой снова красной армии послужить. Уж ты не подведи».

Когда все было готово, Сан Саныч забрался на телегу, Лёля расположилась рядом. Ей удалось за эти несколько минут сбегать в палатку с медикаментами и набрать самого необходимого, сколько смогла унести. Она понимала, что следующий день для всех станет невыносимо тяжелым, и к нему нужно было готовиться. Хотя бы взять побольше перевязочного материала.

Буквально через двадцать минут, как Лёля вместе с Сан Санычем добрались до позиций зенитного полка, немцы открыли по ним ураганный огонь из артиллерии. Тонны смертоносного железа и взрывчатки посыпались сначала на батальон ополченцев, а затем их остатки переметнулись на зенитчиц, круша и добивая все, что еще осталось здесь после трех дней непрерывных сражений.

***

Лёля только успела перенести в блиндаж медикаменты, а Сан Саныч – спешно ускакать в сторону санроты, чтобы Стешку осколками не побило. Уезжая, он крикнул, что видел по пути небольшую балку, там и схоронится на время. «Когда стихнет, вернусь!», – крикнул он и умчался подальше от разрывов, которые надвигались сплошной лавиной.

В небольшой щели, выкопанной неподалеку от блиндажа, было тесно и жарко: сверху то и дело накрывало жаром близких разрывов. На головы Лёли и Кати, которая успела прыгнуть туда же, летели комья земли и куски металла – осколки, не достигшие цели, но все еще очень горячие. Грунт под ногами то мелко, то сильно потряхивало, а если снаряд падал особенно близко, то почва едва ли не подпрыгивала под ногами.

Артподготовка немцев скоро завершилась. На позициях зенитного полка воцарилась странная тишина. Ее можно было бы назвать мертвой, но вот то в одном месте, то в другом из окопов, старых воронок и щелей стали выбираться зенитчицы. Они отряхивались от земляной пыли, поправляли одежду и спешили к орудиям. Те, у кого пушки были разбиты, помогали другим девушкам: за эти дни не осталось ни одной орудийной прислуги, не понесшей потерь.

Вот и теперь в нескольких местах прозвучало горько-призывное: «Сестричка!», и Лёля с Катей побежали, пригибаясь, помогать раненым. Двух зенитчиц они перевязали, одну пришлось нести на себе в блиндаж – девушку сильно ранило осколком в грудь. Она была без сознания, и Лёля с бессильной тоской смотрела, как молоденькая девчонка – ее ровесница – постепенно уходит из жизни. Может быть, если бы прямо сейчас ее смогли доставить на операционный стол, тогда… Но до него были километры выжженной, простреливаемой насквозь, изрытой воронками горячей сталинградской степи.

Когда до блиндажа осталось метров двадцать, шедшая позади Лёля сказала Кате: «Остановись». Та встала, посмотрела назад: девушка-зенитчица не дышала. Санинструкторы аккуратно поставили носилки на землю, положили тело погибшей на дно окопа неподалеку. Потом, сжав зубы, чтобы не расплакаться, укрыли белое лицо зенитчицы пилоткой и побежали к блиндажу.

Бой разворачивался жестокий, кровавый. Немцы, озверевшие от упорства советских добровольцев, на этот раз бросили в бой все свои танковые силы. Стальные коробки пёрли вперед, наплевав на потери: зенитный полк лупил по фашистским танкам, разнося их в хвост и в гриву. Более семидесяти машин стояли на подступах к зенитному полку, перед позициями рабочего батальона, разбросанные по ним и за ними.

Но остальные, невзирая на жирно чадящие многотонные махины, лезли вперед, расстреливая советскую оборону. К полудню немецкие танки прорвали в нескольких местах оборону рабочего батальона и вышли к зенитчицам. Несколько орудий вместе с прислугой были зверски раздавлены гусеницами, расстреляны из пушек и пулеметов.

Спустя три часа после начала боя раненых больше не приносили: некому стало. Лёля и Катя метались между позициями орудий, помогая тем, кто уже не мог самостоятельно добраться до санитарного блиндажа. В какой-то момент Лёля заметила, что Кати рядом нет. Она растерянно оглянулась: в одиночку носить раненых слишком тяжело и долго.

– Катя, ты где? – Крикнула Лёля, стараясь перекричать грохот боя. Бросилась в одну сторону вдоль линии окопов, в другую и вдруг мельком заметила белую нарукавную повязку