с красным крестом, которая лежала полузасыпанная землей. Неподалеку дымилась свежая воронка. На краю нее валялась рваная санитарная сумка с желтой ленточкой на лямке… Эту ленточку когда-то привязала Катя, сняв с волос. «Для красоты», – сказала она.

Подбородок Лёли предательски задрожал. Глаза стали влажными, готовыми пролить слезы. «Не раскисать!», – приказала себе санинструктор. Она крепко зажмурилась, выдавив две крошечные слезинки, смахнула их пыльным рукавом и бросилась в сторону одной из пушек, которая только что стреляла и вдруг прекратила.

Глава 88

Лёля подбежала к пушке и застала жуткую картину: вокруг лежали в разных позах зенитчицы. На их телах, по грязным запыленным гимнастеркам и юбкам, по их рукам и ногам, повернутым головам стекали капли алой крови. Неподалеку курилась воронка. «Танковый, осколочный», – поняла санинструктор. Поняв, что здесь она уже никому помочь ничем не сможет, Лёля поискала глазами командира. Ей оказалась девушка с нашивками старшего сержанта.

Санинструктор подошла к ней и стала расстегивать нагрудный карман, чтобы достать документы. В этот момент зенитчица вдруг застонала и медленно открыла глаза. Взгляд у нее сначала был мутный, словно после долгого сна, потом стал осмысленным и колючим. Она посмотрела на Лёлю и приказала хриплым шепотом: «Заряжай».

– Я санинструктор, – кивнула Лёля на свою нарукавную повязку.

– Заряжай. Я… приказываю! – повторила командир орудия.

– Я… не умею! – В отчаянии воскликнула Лёля.

Стиснув зубы так, что те заскрипели, зенитчица с трудом поднялась и, опираясь на Лёлю, подошла к пушке. Села на место наводчицы и начала наводить.

– Неси снаряд! – Приказала она.

Лёля оглянулась: метрах в тридцати позади позиции валялся распотрошенный деревянный ящик. Она бросилась к нему и схватила один из маслянистых снарядов. «Господи!», – едва не воскликнула девушка. Смертоносная железка весила килограммов двадцать – почти половину веса худенького санинструктора. Надрываясь, она дотащила его до пушки.

Старший сержант показала, как вставить снаряд в пушку, затем сказала:

– Отойди! – и дернула за какой-то рычаг. Пушка рявкнула и одновременно с ней неподалеку раздался страшный грохот. Лёля почувствовала, словно кто-то огромный и невидимый с жуткой силой схватил ее тело стальными пальцами, сжал и швырнул от себя, словно тряпичную куклу. Она пролетела несколько метров и, ударившись о землю, потеряла сознание.

Бой между тем завершался. Немецкие танки, разворотив оставшиеся пушки зенитного полка, лезли дальше на восток. За ними, поливая все впереди себя из автоматов и расстреливая из винтовок и пулеметов, крались пехотинцы. Они уже не спешили, потому что знали: даже разорванное в клочья русское орудие может неожиданно выстрелить в упор. Даже пробитый в нескольких местах русский солдат может вдруг подняться и дать очередь из автомата. Все это немцы видели раньше, потому теперь тщательно прочесывали окрестности, и лишь убедившись, что никого в живых не осталось, спешили дальше.

Лёля пришла в себя минут через двадцать после того, как неподалеку от зенитной пушки взорвался танковый снаряд, уничтоживший и само орудие, и его командира – ту девушку, старшего сержанта. Дышать было тяжело, хотелось кашлять, но было очень трудно. Лёля посмотрела на свою грудь: она была вся в крови. С уголка рта стекала горячая тягучая струйка, во рту стоял сильный привкус железа. «Легкое пробито, – поняла Лёля. – Умираю».

Ей в этот момент не было страшно. Ей стало грустно, что она больше не увидит, как мама Маня хлопочет на их маленькой кухонке, и как по дому распространяется невероятно вкусный аромат блинчиков, которые Лёля так любила с клубничным вареньем. Что никогда больше не услышит она, как поет, подшивая что-то из своей одежды, старшая сестра Валя, голос у которой был сильный, чистый. И говорили ей становиться певицей с таким-то дарованием и такой-то внешностью – настоящая русская красавица! – но она стеснялась. Отнекивалась: «На кого я сынишку оставлю?». Было горько Лёле, что никогда не увидит она больше племянника Вовку и не услышит, как он скажет свои первые слова.

Лёля лежала на опаленной огнем и солнцем горячей сталинградской земле и смотрела в высокое небо. Такое безмятежное, чистое. Ее порадовало бы теперь, узнай она о том, что к середине боя Сан Саныч успел на своей Стешке ускакать к позициям санроты, где помогал срочно эвакуировать всех в город, а потом и за Волгу. Но санинструктор этого не знала.

– Sieh mal, Hans, russische Krankenschwester. Lebendige[6], – вдруг услышала Лёля неподалеку. Она с трудом повернула голову: к ней приближались два немца с карабинами в руках и ранцами за спиной. Они были грязные, уставшие, и не какие-нибудь толстые свины, какими их обычно изображали на плакатах и в кино, а обычными мужиками. Лёля удивилась: «Надо же, какие простые». Но в следующее мгновение поняла: «Как бы не выглядели они, это – не люди. Дикое зверье, пришедшее сюда грабить и убивать». Санинструктор протянула руку к поясу. Там у нее висела граната с заранее разогнутыми усиками.

Немцы подошли поближе. Пару минут спустя к ним присоединились еще трое. Стали с интересом рассматривать сначала зенитную пушку, а затем орудийную прислугу.

– Erstaunlich. Diese Frauen[7], – сказал один из пехотинцев. Затем посмотрел на Лёлю. – Hier ist einer von Ihnen[8], – добавил он.

Когда они подошли и стали удивленно разглядывать Лёлю, словно невиданное животное, внезапно раздалась очередь из автомата. Она свинцовыми градинами прошила немцев насквозь. Те всплеснули руками, и девушка увидела, как из их тел вырываются красные фонтанчики. Враги, не успев даже вскрикнуть, повалились на землю.

***

– Ты что, помирать тут собралась? – Послышался знакомый голос.

Лёля присмотрелась. Всё плыло перед глазами, голова сильно кружилась и, несмотря на летний зной, ей казалось, будто невероятно холодно. «Это от потери крови», – догадалась санинструктор.

– Я… не…

– Молчи, молчи, сама знаю, – прозвучало в ответ. Сейчас отнесу тебя в тыл, там подлечим, а дальше видно будет.

– Ты… кто? – Спросила Лёля.

– Настя, Настя Денисенко, не признала? Мы ещё с Лерой Бойковой о Пушкине спорили, помнишь?

– Да…

– Убили мою Леруню, – неожиданно всхлипнула Настя. Но, тут же смахнув кулаком внезапно набежавшие слезы, достала пакет, разорвала и стала осторожно, чтобы не сделать ещё больнее, перевязывать Лёлю. Рядом с ней лежал ППШ, от которого сильно пахло сгоревшим порохом.

– Это ты… тех немцев?

– Ага, кивнула Денисенко. – Твари… – Она сжала зубы, чтобы не добавить к этому слову ещё