– И засадил в тюрьму, так что ее чуть не казнили.

– Ты об этом знаешь? – Он удивился, но не слишком. – Ну да, обо мне все всё знают… Я заслужил, чтобы на меня показывали пальцем. Вот, даже особая отметина есть. – Он дотронулся до изуродованной щеки и опять поморщился. – Лапа Нэрренират. Хуже всего то, что я взял у нее деньги. Выходит, я тоже в какой-то степени поддался постыдной тяге к золоту… Потом, когда я все это анализировал, меня это ужаснуло. Люди не должны тянуться к материальным благам. Здесь, в Халгате, я в том числе хотел истребить заразу богатства…

– В этом ты преуспел, могу засвидетельствовать.

Титус то ли не уловил иронии, то ли не пожелал ее заметить.

– Да, кое-что получилось, – пробормотал он, водя дрожащим пальцем по пыльной столешнице. – Люди этой страны перед лицом нищеты могут внутренне переродиться, я дал им такую возможность. Но все равно я преступник, меня надо судить и казнить… Публично! Я не хочу, чтобы Сасхан прикончил меня потихоньку. Должен быть суд, я сам готов стать своим обвинителем. Может быть, это чему-нибудь научит людей… Может, они поймут, что не все в жизни просто, от противоречий не убежишь и эти противоречия неразрешимы. Роми никак не хотела это понять… Ты не знаешь, что с ней стало потом? – Он просительно взглянул на Шертона.

– Она жива и здорова.

– Вот как… Значит, Нэрренират ее простила? Я думал, что ее в любом случае ждет страшный конец, и скорбел о ней, но вместе с тем надеялся, что под влиянием страданий она откажется от своих неправильных взглядов на жизнь. Но я все равно рад, что она жива. Это абсурдно, но это так! Словно одним камнем на душе стало меньше…

Шертон поднялся:

– У меня маловато времени. Напоследок хочу дать тебе один совет. Может, и не стоило бы, ну да ладно… Ты сумеешь улизнуть из-под стражи?

– Я афарий-исполнитель. – Его голос прозвучал тускло. – Наверно, сумел бы, но не вижу смысла.

– Я тоже не вижу смысла тебе помогать. Однако если ты не смоешься отсюда в течение суток, страшный конец тебе обеспечен.

– Сасхан что-то задумал? – Титус напрягся, веко его левого глаза дернулось.

– Я тебя предупредил. Если сбежишь, воздержись на будущее от социальных экспериментов. От того, что ты сидишь здесь и скулишь: «Я хотел совсем не этого», людям, которым ты испортил жизнь, лучше не станет.

Повернувшись к нему спиной, Шертон подошел к двери, постучал. Открыли сразу. Подслушать разговор охранники не могли: и стены, и дверь достаточно массивны, а они с афарием разговаривали вполголоса.

В компании трех разбойников Шертон совершил прогулку по равнине, якобы намечая места для траншей и редутов. Потом предложил сделать привал на опушке леса. Ему надо было избавиться от спутников, но убить ничего не подозревающих людей – не самая приятная задача. Сами того не ведая, они облегчили ему эту задачу, когда начали припоминать, смакуя подробности, как намедни «славно потешились», пытая какого-то богатого горожанина и его домочадцев.

Спрятав трупы в кустарнике, Шертон отправился к друзьям, ведя в поводу трех гувлов.

Под сенью деревьев было тепло и влажно, как в бане. В гуще буйно разросшейся бледной зелени шуршали птицы и зильды. А плоские кроны ачанхов, вознесенные на недосягаемую высоту, оставались все такими же бурыми, как минувшей зимой. Они подпирали пухлый облачный свод, не позволяя ему опуститься ниже.

– В древних книгах я читала, что раньше богов было больше, – рассказывала Роми. – Столько же, сколько сейчас людей. Жаль, что не удалось захватить с собой ничего из наших книг. Я могу что-то забыть, что-то пересказать неправильно… Ну вот, а потом, со временем, количество богов постепенно сокращалось. Никто не знает, почему. Наверно, некоторые попали в миры-ловушки и там застряли, как Нэрренират в вашем мире. Еще какую-то часть отловили теологи, другие просто ушли за грань известной Вселенной… Это все очень расплывчато. И вдобавок теологи многое засекречивают. Но богов, особенно великих, становится все меньше и меньше. Может, когда-нибудь их вообще не будет, останутся одни люди.

– Куда же они исчезают? – пробормотал Бирвот, разглядывая свою покрасневшую кисть, обожженную солнцем. – Хорошо, что ты много читала… Ты никогда не думала стать волшебницей?

– Нет. Этому нельзя научиться. Способности к магии либо есть, либо нет. У меня их нет.

– Я ведь научился.

– Значит, вы маг от рождения. Меня в детстве проверяли, как и всех. Магов у нас очень ценят.

– Меня тоже проверяли, – уныло сообщил Лаймо.

Это было не очень-то радостное воспоминание. Мать питала надежду, что ее семилетний Лаймодий окажется сверходаренным магом, а после того как надежда рассыпалась, в течение долгих месяцев вздыхала и сокрушалась. Обычно вслух, в его присутствии. Из-за этого Лаймо чувствовал себя виноватым и никому не нужным.

У него и сейчас настроение упало, хотя вроде никакой причины для этого нет, но тут кустарник затрещал, послышалось фырканье гувлов. Лаймо и Роми вскочили на ноги, выхватили мечи. Бирвот, не вставая, что-то достал из-за пазухи.

Появился Шертон с четырьмя гувлами.

– Привет. С богиней все в порядке. Сегодня ночуем здесь, а завтра поедем в город.

Его рассказ о том, что творится в столице Халгаты, на ребят произвел более сильное впечатление, чем на мага. Бирвот привык к одиночеству, горожане относились к нему враждебно, друзей и близких у него в Суаме не было. Он слушал внимательно, однако не выказывал никаких эмоций. А Роми и Лаймо побледнели, притихли, им стало не по себе. Шертон задним числом пожалел, что не опустил некоторые подробности.

Утром, после завтрака, он вытряхнул из мешка прихваченную во дворце одежду.

– Без маскарада не обойтись. Вы должны выглядеть, как люди Сасхана. Вот здесь пудра, она сделает вас похожими на халгатийцев.

– Чтобы я это напялил… – подняв двумя пальцами шаровары из розового переливчатого атласа, покачал головой маг.

– На несколько дней. Потом вы опять вернетесь к своему стилю.

Роми тихонько вздохнула. Она всегда старалась одеваться со вкусом – чтобы вещи хорошо на ней сидели, сочетались между собой по тону… Что ж, ради успеха предприятия придется забыть о привычках…

Меньше всех переодевание расстроило Лаймо. Даже совсем не расстроило. Иногда, в мечтах, он видел себя пижоном-авантюристом, завсегдатаем увеселительных кварталов Нижнего Города: он ярко и броско одет, у него куча денег, к нему льнут красивые девушки… И дома его никто не пилит, и в Департамент ходить не надо! Натянув малиновые бархатные штаны, ситцевую рубаху в горошек и камзол из золотой парчи, он ощутил себя героем своей мечты.

– Шикарно! – поглядев на него, фыркнула Роми.

На ней был желтый атласный кафтан с золотыми пуговицами, выпущенная поверх кружевная манишка, грязно-белые шаровары с оборками. Волосы спрятаны под низко повязанной пестрой косынкой. Вокруг левого глаза она, по совету Шертона, втерла в кожу немного черной туши – имитация фингала.