— Я в этом не уверен, — не согласился Ворон и затих.

1

Выкраивать время для фехтования становилось все труднее, но Жермон как-то умудрялся. Не помахать рапирой хотя бы час было для генерала столь же невозможно, как не умыться или не просмотреть и так знакомые до последней речонки карты, а спать удавалось все меньше — полные предвоенной суеты дни с жадностью обгрызали недлинные весенние ночи. Кампания и год все быстрей катились к Летнему Излому, обещая жару и большую кровь. На этом сходились все, а дальше шла неизвестность, потому что игру начинал Бруно.

В ожидании первого хода дриксов фок Варзов сосредоточил основные силы у стен старого доброго Мариенбурга, что, с точки зрения Жермона, было верно. Разумеется, если этим кошачьим летом верным останется хоть что-нибудь…

— Мой генерал.

— Готовы?

Праздный вопрос не требовал ответа, но Придд слегка поклонился, подтверждая, что готов.

— Марикьярская партия. До шестнадцати.

— С вашего разрешения, до двенадцати уколов.

Вот даже как… Решил, что продержится. А почему бы и нет? Школа у мальчишки обычная, дриксенская, опыта не густо, зато хладнокровие — впору Ойгену, а уж добросовестность… Если Валентин за что-то берется, выражение «на совесть» выглядит явным преуменьшением.

— Двенадцать так двенадцать. Надеюсь, ваши успехи не станут поводом для нового разговора с Арно.

— Никоим образом. Выяснение отношений между мной и теньентом Сэ от владения оружием не зависит.

— Я помню, оно зависит от шляпы. Ладно, полковник, пора в позицию. У нас вряд ли больше часа.

Приветственный взмах клинка и радость. Он едва не забыл, каким счастьем может стать движение, спасибо Вальдесу — напомнил…

— Один!

— Несомненно, господин генерал.

— Может, все-таки до шестнадцати?

— Нет.

— Как угодно… Два!

Очередная тренировка катилась обычным порядком. На восьми против трех они завязли. Валентин больше не ошибался. Чем ближе был проигрыш, тем точнее и спокойней он действовал. Хороший признак. Из таких маршалы и выходят… Ариго атаковал и достал-таки противника, но и сам налетел на встречный удар.

Девять на четыре!.. Два месяца назад пределом Придда была пара уколов. На шестнадцать.

— Молодец! — не удержался Жермон и едва не пропустил пятый укол, потому что Придд, в отличие от некоторых, не отвлекался. Ариго метнулся в сторону прежде, чем осознал, что делает, и заметил краем глаза бирюзовую фигуру. Фигуры… Бергеры. Пришли и, по своему обыкновению, смотрят. Прерывать бой, хоть бы и учебный, ради болтовни с застольем в Торке почиталось неприличным, а явись горцы по делу, они бы у стены не стояли.

Бергерский этикет требовал профехтовать, «не замечая» посторонних, не меньше получаса, и Жермон кивнул Валентину: мол, продолжаем. Придд невозмутимо контратаковал. Зазвенели клинки, стало не до бергеров, но, пытаясь развернуть противника против света, Жермон невольно разглядел и гостей. Катершванцы. Четверо или пятеро… Дружеский визит. Очень дружеский… К вечеру надо раздобыть пива и какой-нибудь окорок…

— Пфе!

Полный пренебрежения возглас разнесся по двору, живо напомнив Агмарен и недовольного добытой тушей повара. За первым фырканьем последовало второе, более громкое. Что-то тихо и неразборчиво сказали по-бергерски. В ответ раздалось бурчанье. Жермон почти оглянулся и неожиданно для себя самого прыгнул вперед и вбок. У плеча блеснул клинок Валентина, но цели не встретил. Угадал! Хоть и не Вальдес, а угадал… Второй раз за день!

— Пфе!

На сей раз Ариго не смог не обернуться, а обернувшись, увидел, что бергеров стало больше. На одного. Для Катершванца вновь прибывший был низковат, но ширина плеч внушала уважение. Зато манеры…

— Пфе!

Короткий недовольный ответ. Эрих? Или Дитрих?

— Мой генерал?

— К кошкам! Продолжаем…

— …это ошень по-детски — ошень глюпо…

Плохой талиг… Громкий, настырный и плохой. Раздраженный шепот на бергерском… Снова талиг. Принесло же такого! Брюзжал бы по-своему, так ведь нет, нужно, чтоб лошади, и те понимали… Знаток!

— Пфе! И кто только…

Еще парочка атак, и хватит. Все равно толку не будет. И удовольствия тоже, а какой шикарный получался бой!

— …если такой шаг здесь зчитают…

Урчание Катершванцев, бурчанье знатока, достойные лошади вздохи и фырканье… Не слушать! Ты преспокойно спишь под пушечную канонаду, а тут всего лишь бергер. Громкий, невоспитанный, но ведь не пушка же!

— Пфе!.. Это зовершенно против зтравого змысла…

— Па… Што они телают? Што они телают?! Я не могу без злез на такое змотреть…

— … они хотят так воевать?.. Не змешите меня…

Смешить некому — Дитриха или Эриха у стены больше нет. Прочие Катершванцы тоже исчезли. Только ценитель и остался… Может, хоть теперь замолчит? От одиночества.

Выпад Валентина, веселый звон, ретирада… Теперь контратаковать! Проклятье… С таким занудой за спиной Вейзель и тот промажет. Даже по горе. Пора заканчивать… Разрубленный Змей!

— Пять.

— Мой генерал, это случайность.

Не случайность. Валентин на дураков не оглядывался, вот и попал. Молодец.

— Пять, я сказал!

— И это в Талиге теперь называют боем? Если так пойдет тальше, я…

К Леворукому! Пусть бурчит, они доведут разминку… до приличного конца. Придд не слушает, и он не станет… Да что ж такое!

— Пфе…

— Токоле я буду терпеть это безобразие… Это погубит мой шелудок…

— Хватит, Валентин! — Жермон резко шагнул назад и опустил шпагу. — Я не Райнштайнер и не глухой. Пойдемте, представимся этому недовольному господину. Заодно узнаем, чем именно он недоволен.

Последнее оказалось нетрудным, первое — невозможным. Странный бергер встретил хозяев потоком претензий, напрочь сносившим любые попытки вставить хоть слово. Ветерану, а это был ветеран, не нравилось все, от манеры держать оружие до самого оружия, и от постановки ног до общей тактики ведения поединка. Жермон узнал, в чем заключаются ошибки обоих бойцов, насколько низко пало искусство владения оружием, если «такое» считается общепринятым, и куда катится мир вообще и Талиг в частности.

— Ни зилы, ни устойшивости, ни решительности, — вдохновенно вещал плечистый старец, — отни финты, зкачки та крушение труг фокруг труга. Та разве ше так зрашаются! Поверьте многое повидавшему фоителю! Если бы мы так бились у Аустштарм или, еще хуше, — под Гефлехтштир, проклятые гаунау уше тавно обшифали не только наши горы, но и ваш Надор. А как бы ушасно все кончилось у Винтблуме…