Но английские торговцы хотели продавать китайский чай – очень много китайского чая, потому что в нем была большая потребность. Потребность эта существовала во многих областях земного шара, и практически по всему земному шару китайский чай могли развозить английские корабли. В предприятие охотно готовы были вкладывать огромные деньги английские банкиры. И так обстояло дело не только с чаем. Но торговые операции, в которые приходится постоянно вкладывать дополнительные наличные, которые «не самовоспроизводятся», бесперспективны. Задачу необходимо было решать, а от того, насколько успешно она будет решена, зависела устойчивость любого британского кабинета министров. В такой ситуации традиции Поднебесной и представления ее правителей о национальных интересах значили не больше, чем голодные желудки индийских ткачей (с поправкой на готовность Китая к отпору, разумеется – на этот счет существовали некоторые опасения).

И мудрецы от коммерции сумели нащупать вариант, оказавшийся поразительно эффективным – но в еще большей степени безнравственным. Палочкой-выручалочкой, золотым ключиком к китайским загашникам с серебром стал опиум.

Опиум (от греческого opion – «маковый сок») – это бурого цвета вещество, образующееся при высыхании на воздухе млечного сока, вытекающего из надрезов, сделанных на недозрелых головках некоторых сортов мака. Китайской медицине опиум стал известен еще в раннем средневековье – скорее всего, через арабов. Но как наркотик, как источник блаженной одури, – впрочем, оставляющей человеку на это блаженство не так уж много времени, – он получил распространение в начале XVII в., и произошло это на Тайване, когда там господствовали голландцы. Зараза перекинулась на континент, привилась сначала в южных приморских провинциях, потом пошла гулять по всей Поднебесной. Быстрому ее распространению способствовало то обстоятельство, что особенно падкой на сладкое забытье социальной группой оказались образованные и состоятельные слои, в том числе и чиновники – вплоть до придворной маньчжурской знати. В 1729 г. цинское правительство наложило на бурую массу запрет, но эффект от него был примерно тот же, что впоследствии от американского «сухого закона» или советской борьбы с алкоголизмом. Опиекурилен меньше не стало, просто поплотнее стали прикрывать двери и ставить кого-нибудь на стреме, а контрабанда и коррупция среди таможенных и прочих чиновников возросли (еще и потому, что к прибыльному бизнесу подключились и обосновавшиеся в Макао португальцы).

И вот на этой ржавой человеческой струне решила сыграть и британская Ост-Индская компания, с 1831 г. занявшаяся переброской опиума из Индии, где издавна выращивали много мака, в Кантон. Через несколько лет игра пошла в открытую: английское правительство отменило монополию Ост-Индской компании на торговлю в Кантоне, и опиум повезли туда все, кому не лень. Из Кантона, с боем продираясь сквозь любые кордоны или подкупая чиновников, его стали развозить по рекам и каналам знаменитые «триады» – мафиозные группировки, зародившиеся тоже на Тайване. В прибрежных морях их функции выполняли команды быстроходных английских клиперов – самых совершенных кораблей своего времени. Во главе этого флота стоял некий доктор Джардин, занимавший ведущие позиции и в переброске товара из Индии (компания «Джардин и Матиссон» и сегодня одна из крупнейших в Гонконге). Близ побережья были устроены плавучие склады, представляющие собой оптовые базы снабжения. Отрава поступала не только морем – ее везли и через джунгли Индокитая, и через Тибетское плоскогорье.

Серебро потекло рекой, только теперь в обратном направлении. Если в середине XVIII в. в Китай ввозилось ежегодно не более 400 ящиков опиума, то в 40-е годы XIX в. – уже около 40 000 ящиков. Торговое сальдо Поднебесной поменялось с плюса на минус. А у английских торговцев прибыли от ввоза опиума стали превышать доходы, полученные от вывоза чая и шелка. В Англии зазвучали первые голоса протеста, но большого общественного резонанса они не имели. Наверху слишком многим услышать их было нежелательно, а широкой публике – какое, в конце концов, было дело до того, что курят в каком-то там Шанхае какие-то там полусказочные китайцы? Широкая публика – она и сама не прочь лишний раз затянуться сигарой. Например, за фарфоровой чашечкой хорошего недорогого чая. Так будет не всегда, но пока было так.

Но китайское правительство мириться с таким положением вещей не желало. Император Даогуан имел представление о том, что творится в его стране. Число постоянных курильщиков опиума достигло, по некоторым прикидкам, двух миллионов человек, а на дворцовых аудиенциях можно было видеть сановников с осовелыми глазами. Внешняя торговля уже не приносила стабильного дохода – напротив, из страны утекало серебро. Многие чиновники, особенно на местах, сами были в доле, а потому не желали бороться с контрабандой.

На заседаниях правительства велись споры. Часть сановников предлагала легализовать опиумную торговлю и иметь с этого хорошие поступления в казну. Другие были настроены принципиально: дурман надо извести под корень. Император стал на сторону вторых и поручил борьбу со злом наиболее решительному их представителю – генерал-губернатору южных провинций Хунань и Хубэй Лин Цзэсюю (1785–1850) – одному из тех, кого в Китае называли «чистыми чиновниками», человеку честному и неподкупному.

Прибыв в марте 1839 г. в Гуанчжоу, он сразу же прикрыл торговлю наркотиком в тамошнем коммерческом анклаве Кантоне и распорядился изъять все запасы из опиекурилен. От иностранцев тоже потребовал сдать весь наличный товар и подписать обязательства впредь этим делом не заниматься.

Но отстаивавший интересы иностранных купцов представитель английского правительства в Гуанчжоу Ч. Элиот заявил, что речь может идти только о передаче запасов, хранящихся на территории фактории. Это составляло не более тысячи ящиков, тогда как на плавучих складах находилось в двадцать раз больше. И тогда Лин Цзэсюй прибег к крайним мерам: все англичане, около 300 человек, были блокированы в своей колонии, а их китайские слуги удалены с ее территории.

Вроде бы подействовало: англичане сдали весь опиум и подписали все, что требовалось. А генерал-губернатор развернул операции по конфискации отравы по всему побережью. Добыча сваливалась в специально вырытые пруды, заполненные морской водой и известью.

Однако торжествовать было рано – противная сторона не собиралась отступать. У англичан на основании богатого колониального опыта сложились уже взгляды на то, как должны строиться взаимоотношения с туземцами. Сейчас им особенно не нравилось, что в подписанных торговцами обязательствах имелся пункт, гласящий, что в случае повторного нарушения виновные могут быть осуждены по китайским законам на смертную казнь. А это противоречило принципу экстерриториальности, который англичане всегда отстаивали: туземцы не имеют права судить британских подданных по своим законам, это может делать только специально созданный на их территории английский суд («консульская юрисдикция»). Генерал-губернатор возмутился на такие притязания Элиота, а тем временем все иностранцы перебрались из Кантона на небольшой прибрежный островок Гонконг (кроме американских торговцев чаем – они остались и были очень довольны тем, что избавились от конкурентов).