В годы правления императрицы Елизаветы Петровны по инициативе сибирского губернатора Мятлева строились планы организации российского судоходства на Амуре – для доставки хлеба в отдаленные приречные поселки, на тихоокеанское побережье и острова, а также для дальнейшего изучения бассейна реки и ее притоков. Но поскольку Амур – река пограничная, требовалось согласие китайского двора. Император же Цяньлун обращенную к нему просьбу не уважил: «Хитрая Россия просит с почтением, да притом и объявляет, что уже для того плавания и суда приказано готовить. Чем дают знать, что, и не получа позволения, могут своим ходом идти».

Чувствуя недоверие, «хитрая Россия» тоже не позволяла себе благодушествовать – при матушке-Екатерине вдоль китайской границы было размещено одиннадцать полков.

И недалеки уже были те времена, когда не только на границах Поднебесной, но и в глубине ее территории очень многое будет происходить вопреки воле Сына Неба.

Два из четырех правлений первых маньчжурских императоров были необыкновенно долгими. Канси и его внук Цяньлун правили по 60 лет. Ну, если быть совсем точными – внук не 60, а 59. Он оставил трон в 1796 г. не по причине естественной убыли сил, а добровольно передав власть – потому что, следуя своим конфуцианским убеждениям, ни в чем не хотел превзойти великого деда.

Китайцы, по столько лет, можно сказать поколениями жившие под эгидой все одного и того же императора, могли проникнуться чувством, что это нечто вневременное, неизменное. Тем более, что своего повелителя простому люду видеть не полагалось – когда по улицам проезжал императорский кортеж, запрещалось высовываться из окон. Нельзя было даже произносить его настоящее имя – вместо него употреблялся девиз правления. Иногда на стену Запретного города выходил глашатай и зачитывал высочайший указ, после чего совал его в клюв металлического феникса. Статуя спускалась на веревках вниз, декрет уносили к министрам – таким образом народ получал очередное руководство к жизни и деятельности. Жилось людям тогда сравнительно неплохо, вкусив по горло за свою долгую историю всяческих бед, китайцы вряд ли желали перемен. Так что императора можно было считать просто Сыном Неба – не вспоминая о том, что у него чужеземные корни.

Император Цяньлун

Но все неплохое, так же как и все хорошее, когда-нибудь кончается. А китайская история циклична, поэтому к концу XVIII в. стала вырисовываться примерно такая же картина, что и на предыдущих витках. Богатые становились еще богаче, многие в недавнем прошлом не богатые, но и не бедные становились их батраками или арендаторами (хорошо еще, если только должниками – хотя и в этом ничего хорошего). Нечистые на руку чиновники утаивали до половины налоговых сборов, а во время реконструкции защитных сооружений на Хуанхэ прикарманили 60 % казенных сумм. Когда после смерти императора Цяньлуна арестовали его первого министра Хэ Шэня и сделали обыск у него на дому – оказалось, что присвоенное им равняется двум государственным бюджетам.

Огромных расходов требовали военные походы и охрана протяженных, как никогда, границ. Основной, поземельный налог правительство старалось не увеличивать, но выдумывались все новые дополнительные поборы. Но, опять же – алчная чиновная братия держала карман наготове. Когда ввели местный сбор для срочной переброски риса из бассейна Янцзы в Пекин – три четверти собранных сумм испарилось.

А тут еще на тех же посевных площадях расплодилась немереная тьма народа, и надо было все интенсивнее махать мотыгой, чтобы дети не остались голодными. Вот тогда-то люди все чаще стали вспоминать, что не только восьмизнаменная императорская гвардия, наделенная немалыми поместьями, не только большинство сановников, но и сам Сын Неба – чужаки-маньчжуры.

Приближалась пора больших народных восстаний. Верный признак был уже налицо – все больше людей подавалось в разбойники. На Юге в благополучных деревнях крестьяне для борьбы с бандитизмом стали создавать отряды самообороны и обносить свои деревни стенами наподобие крепостных.

Народные движения обычно идеологически вдохновлялись религиозными сектами и тайными обществами. Секты предвещали начало счастливой эры, которая наступит, когда явится Майтрейя – земное воплощение Будды. Тайные общества обогащали эту мистику пунктами о необходимости свержения маньчжурской династии и передачи Мандата Неба истинно-китайскому императору.

Посвященные участвовали в сложных, проникнутых религиозным духом ритуалах. В них входило и воинское искусство ушу, основой которого было изучение приемов рукопашного боя. Особенно славилась школа кулачного искусства, созданная в буддийском монастыре Шаолинь (провинция Хэнань в Центральном Китае). Согласно преданию, своим рождением она обязана еще основоположнику чань-буддизма Бодхидхарме и являлась составной частью духовного совершенствования монахов. Вот некоторые постулаты: «заниматься боевым искусством и не заниматься внутренним свершением – значит, прожить жизнь впустую», «все приемы рукопашного боя не стоят одной частицы внутреннего свершения», «прежде чем учиться искусствам, познай ритуал; прежде чем заняться воинским делом, уясни, что есть добродетель». А среди важнейших практических установок есть и такая: «снаружи предстаешь мягким, внутри прячешь твердость. Все движения – как игла, спрятанная в вате». Были разработаны следующие пять комплексов упражнений: «комплекс дракона» – для укрепления духа, «комплекс тигра» – для укрепления костей, «комплекс аиста» – дл укрепления семенной силы, «комплекс леопарда» – для укрепления жизненной энергии. «Старшеклассники» часами могли выполнять упражнения на торцах врытых в землю высоких столбов, на которых можно было стоять только одной ногой.

Кулачные бойцы (фрагмент фрески в монастыре Шаолиньсы)

Во время маньчжурского завоевания шаолиньские монахи не пожелали признать чужеземного правления. Монастырь был окружен цинскими войсками и предан огню. Большинство его обитателей погибло. Народная молва гласит, что секреты кулачного искусства сохранили «пять старших братьев», которым удалось спастись из пожара. От возрожденного монастыря вело свое начало одно из самых авторитетных тайных обществ «Триады».

Члены тайных обществ, овладев боевым искусством, обретали уверенность в себе, прежде большинству из них незнакомую – ведь по происхождению это были преимущественно бедные крестьяне или выходцы из городских низов. Хотя к движениям примыкало немало патриотически настроенных представителей «сильных домов» и даже чиновников.

Появлялись новые мистические ритуалы: посвященные в них считали себя неуязвимыми не только для холодного, но и для огнестрельного оружия.

В 1796 г. под руководством «Общества Белого лотоса» (в учении которого традиционно сочетались буддийские, даосские и манихейские воззрения) началось восстание, вскоре достигшее размаха народной войны, охватившей несколько провинций Центрального Китая. Восставшие захватывали города – не только уездные, но и провинциальные. Цинское правительство бросило на подавление лучшие войска, выдвинув на командные должности наиболее перспективных, склонных к атакующим действиям военачальников. Немалую поддержку армии оказали созданные «сильными домами» отряды самообороны. Они были многочисленны и решительно настроены, потому что повстанцы действовали зачастую с большой жестокостью, грабя и убивая не разбирая правого и виноватого – недаром в их рядах было немало бандитов.