— У меня сногсшибательные новости, — сказал Гаррис. Лицо его с впалыми щеками блестело от дождя и от восторга. — Наконец мне дали дом!

— Поздравляю.

— Вернее, не настоящий дом, а один из тех железных домиков, рядом с вами. Но все-таки свой угол. Мне придется поселиться еще с кем-нибудь, но все-таки свой угол.

— Кто будет жить с вами?

— Хочу предложить Уилсону, но он смылся — уехал на неделю-другую в Лагос. Непоседа проклятый! Как раз когда он мне нужен. С ним же связана и другая поразительная новость! Знаете, что я обнаружил? Мы оба с ним были в Даунхеме.

— В Даунхеме?

— Ну да, в Даунхемской школе. Я зашел к нему за чернилами и на столе в его комнате увидел номер «Старого даунхемца».

— Какое совпадение!

— Знаете, это и в самом деле день потрясающих событий! Перелистываю журнал и вдруг на последней странице читаю: «Секретарь Общества старых даунхемцев хочет связаться с однокашниками, которых мы потеряли из виду»; в самой середине списка черным по белому напечатана моя фамилия… Здорово, а?

— Ну и что вы сделали?

— Как только я пришел на службу, я тут же сел и ему написал, — прежде чем дотронулся до телеграмм, кроме, конечно, «весьма срочных»; но потом оказалось, что я забыл записать адрес секретаря общества, и вот мне пришлось вернуться за журналом домой. Может, зайдете взглянуть на мое письмо?

— Только ненадолго.

Гаррису отвели пустовавшую комнатушку в доме компании «Элдер Демпстер». Она была не больше каморки для прислуги в старых квартирах; сходство с людской усугублялось тем, что здесь висел старинный умывальник и стояла газовая плитка. Заваленный телеграфными бланками стол втиснулся между умывальником и окном, похожим на иллюминатор и выходившим прямо на пристань и на серую, подернутую рябью бухту. В корзине для корреспонденции лежало школьное издание «Айвенго» {51} и половина булки.

— Извините за беспорядок. Берите стул, — сказал Гаррис. Но свободного стула не оказалось. — Куда же я это засунул? — вслух удивлялся Гаррис, роясь в телеграфных бланках на столе. — Ага, вспомнил! — Он открыл томик «Айвенго» и вынул из него сложенный листок. — Конечно, это еще только черновик, — сказал он смущенно. — Пожалуй, лучше будет подождать приезда Уилсона. Я тут, видите ли, упоминаю и о нем.

Скоби прочитал:

«Уважаемый господин секретарь! Случайно мне попался экземпляр «Старого даунхемца», который лежал в комнате другого бывшего даунхемца, Э. Уилсона (выпуск 1928 года). Вот уже много лет, как я потерял связь с нашей старой школой, и очень обрадовался и в то же время почувствовал себя чуть-чуть неловко, что вы меня разыскиваете. Может быть, вам хочется узнать, что я поделываю здесь, в «могиле белого человека», но, поскольку я служу цензором на телеграфе, вы сами поймете, что я не могу слишком распространяться о моей работе. Придется с этим подождать, пока мы выиграем войну. Сейчас у нас в самом разгаре дожди — и какие дожди! Кругом свирепствует малярия, но у меня был всего один приступ, а Э. Уилсон пока ей не поддается вовсе. Мы устроились вместе в небольшом домике, так что, как видите, старые даунхемцы держатся друг за дружку даже в таких дальних и диких местах. Мы организовали охотничью команду старых даунхемцев в составе двух человек, но охотимся только на тараканов (ха-ха!). Ну, пора кончать и трудиться для победы. Привет всем старым даунхемцам от старого африканского волка!»

Подняв глаза, Скоби поймал встревоженный и застенчивый взгляд Гарриса.

— Ну, как по-вашему, получилось? — спросил он. — Я немного сомневался насчет «уважаемого господина секретаря».

— Мне кажется, вы нашли нужный тон.

— Знаете, школа была не очень хорошая и жилось мне там неважно. Раз я даже убежал.

— А теперь они вас поймали.

— Наводит на размышления, а? — сказал Гаррис. Он уставился на серую воду за окном, и слезы показались в его озабоченных воспаленных глазах. — Как я завидовал ребятам, которым там было хорошо!

— Я тоже не очень любил школу, — попробовал утешить его Скоби.

— Если начинаешь жизнь счастливчиком… — сказал Гаррис, — все у тебя и потом идет по маслу. Пожалуй, даже в привычку войдет, а? — Он взял хлеб со стола и бросил его в корзину для бумаг. — Я давно собираюсь здесь прибрать.

— Ну, мне пора, Гаррис. Я рад, что у вас теперь есть свой угол… и «Старый даунхемец».

— Интересно, как там жилось Уилсону, — размышлял Гаррис. Он взял «Айвенго» и поглядел вокруг, куда бы его девать, но поставить книгу было некуда. Он снова положил томик на прежнее место. — Вряд ли очень сладко, — продолжал он, — иначе как бы он попал сюда?

4

Скоби оставил машину у самых дверей Юсефа: это было похоже на вызов, брошенный в лицо начальнику административного департамента. Слуге он сказал:

— Мне нужен хозяин. Я знаю, как пройти.

— Хозяина нет.

— Тогда я подожду.

Он отстранил слугу и вошел. Перед ним тянулась вереница комнатушек, обставленных совершенно одинаково: диванами, заваленными подушками, и низенькими столиками для напитков — совсем как в публичном доме. Откидывая одну занавеску за другой, Скоби заглянул во все помещения, пока не добрался до маленькой комнатки, где почти два месяца назад потерял свою неподкупность. На диване спал Юсеф.

Он лежал на спине в белых парусиновых брюках, раскрыв рот и похрапывая. На столике у изголовья стоял стакан, и Скоби заметил на дне его белый осадок. Юсеф принял снотворное. Скоби сел рядом и стал ждать. Окно было открыто, но дождь, как плотная занавеска, не пропускал свежего воздуха. Настроение у Скоби было подавленное, может быть, от духоты, а может, ему тяжело было вернуться на место своего грехопадения. Напрасно уговаривать себя, что он не совершил ничего дурного. Как женщина, вышедшая замуж без любви, он остро ощущал в этой комнате, безликой, как номер гостиницы, запах измены.

Прямо над окном сломался желоб, и вода хлестала оттуда, точно из крана; одновременно было слышно, как дождь журчит и как он льется потоком. Скоби закурил и стал разглядывать Юсефа. Он не чувствовал ненависти к этому человеку. Он поймал Юсефа в ловушку так же обдуманно и так же ловко, как Юсеф поймал его. Брачный союз был заключен с согласия обеих сторон. Пристальный взгляд Скоби, видимо, пробился сквозь туман снотворного; жирные ягодицы Юсефа заерзали на диване, он застонал, пробормотал во сне: «Голубчик мой!» — и повернулся на бок, лицом к Скоби. Скоби снова оглядел комнату, хотя он ее уже рассмотрел в тот раз, когда приходил договариваться о займе; а здесь с тех пор ничего не изменилось: все те же безобразные лиловые