Треклятая каннибальша.

Мне ничего не оставалось делать, как разжать пальцы.

Кьерд только того и ждал. Метнулся к Древней, и, прежде чем та успела рассыпаться снегом, показал ей остроту своих собственных когтей и клыков. Чтобы и богинька тоже почувствовала, каково это – стать добычей хищника.

Жаль, Снежок отвлек ее лишь на мгновение. Леуэлле ничего не стоило содрать со своего плеча кьерда и, шипя проклятия, как какую-то букашку отшвырнуть от себя. Но и этого мгновения истекающей кровью морканте оказалось достаточно, чтобы пламя, уже почти стихшее, забушевало с новой силой.

Обожгло ледяную выдру.

А потом все завертелось, закружилось. Жар огненной стихии соединился с мертвенным холодом зимы. В глазах рябило от вспарывавших пространство вспышек: золото схватилось с серебром.

Смешались лед и огонь, поглотив морканту и Древнюю.

«Беги за помощью! Беги!» – мысленно велела кьерду, шарахавшемуся от этой круговерти.

Наверное, Снежок опасался нечаянно ранить Блодейну или просто одурел от всего происходящего. Метался из стороны в сторону, не зная, как подобраться к беловолосой стерве. То рвался вперед, то с шипением отскакивал обратно.

– Беги, – повторила, умоляя.

Потому что я сейчас не то что бегать, даже ползать была не в состоянии.

К счастью, кьерд послушался моего приказа. Исчез из этого огненно-ледяного кошмара прежде, чем по комнате прокатилась мощная, удушливая волна жара. Но не успела я порадоваться победе «наших», как пламя резко схлынуло, впитавшись в почерневший камень. Оставив после себя только ядовитую горечь дыма.

Блодейна тяжело опустилась на колени. Поникли голова и плечи. По телу женщины бежали серебряные искры, сединой застывая в волосах, глубокими морщинами врезаясь в исполосованное когтями лицо. Хриплый вздох, один за другим – ей не хватало воздуха. В ней не осталось огня. И не было сил на то, чтобы отстраниться от склонившегося к ней уродливого в своей идеальной красоте существа.

– Думала, сможешь тягаться с Древней? Надеялась, драконьей силы в твоей крови хватит, чтобы противостоять богине? Глупая, самонадеянная смертная. Теперь понимаю, в кого пошла эта девка. В тебя. – Острые когти вонзились в подбородок, вынуждая морканту поднять голову. – Хочу, чтобы ты смотрела на меня. Смотрела, умирая. – Леуэлла закусила губу, как будто о чем-то размышляя, и легким движением руки развернула Блодейну лицом ко мне. – Хотя нет, первой ведь была ее лучезарность. Надо сначала с ней разобраться. Смотри, морканта! Уверена, тебе понравится.

Полувздох – вот и все, что я успела сделать за одно короткое мгновение. Ровно столько потребовалось Древней, чтобы оказаться рядом. В отличие от морканты, Леуэлла не выглядела уставшей. Казалась бодренькой как огурчик. Свежезамороженный. Портили внешний вид богини только подпалины на некогда элегантном платье. Да левое плечо зияло глубокими ранами – напоминаниями об яростных укусах и царапинах. И кровь, густая, иссиня-черная, застыла на серебристой вуали-ткани неряшливыми потеками.

Раз эту тварь можно ранить, значит, и убить, по идее, можно? Как-то же раньше драконы справлялись с духами и их отродьем. Для того ведь и были созданы. Но может, чтобы завалить одну богиню, недостаточно одной морканты…

Снежок, миленький, зови скорее Скальде! Зови его… Уж Герхильд-то точно задаст стерве жару! Не позволит погибнуть своей ари…

– Это пройдет, – проследила снежная за моим взглядом и с ласковой улыбкой на губах, улыбкой маньяка со стажем, добавила: – Нам необходима плоть, чтобы находиться среди живых. Но наши оболочки отличаются от ваших, немощных и жалких. Не переживай, маленькая алиана, все быстро заживет. Новое жертвоприношение поможет восстановиться. А тебе пора уходить.

Меня рывком поставили на ноги. Вздернули за простыню, за которую я продолжала цепляться одеревеневшими пальцами. Не удерживай меня Леуэлла за шкирку, как только что народившегося кьерда, наверняка бы рухнула обратно на пол: ноги были ватными.

И снова ко мне подбирался холод. Снова сердце конвульсивно дергалось, а дыхание с хрипами вырывалось из легких, с каждой секундой становясь все слабее и тише… Я снова мечтала о жарком солнце. О том, чтобы оказаться в ласковых объятиях моря.

Мечтала больше не чувствовать боли…

А потом сознание взорвалось нечеловеческим воплем. Кричала морканта. Не то исторгала из себя какие-то витиеватые проклятия, не то сплетала из незнакомых мне слов заклинание.

За этим душераздирающим криком последовало полное глухой ярости рычание:

– Магия рода – не единственная моя сила, Древняя. Ты – чудовище, не знавшее любви. И тебе не понять, на что способна любовь матери! Иначе бы бежала отсюда без оглядки. Но теперь уже убегать поздно.

Мой зад все-таки повстречался с полом, копчик повторно поцеловался с углом ступени, когда богиня, совсем не по-злодейски взвизгнув, как подкошенная рухнула рядом.

Блодейна зажмурилась, сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Пробуждая в себе пламя – магию целого колдовского рода. Пламя, которого, казалось, в ней уже не осталось. Огненные щупальца вонзились в богиню, туго спеленали ее, сделав похожей на раскапризничавшегося младенца или на доисторическую, с хрустящей корочкой мумию. Грубо протащили по полу.

– Вы – болезнь, отравившая этот мир. И мы уже давно его от вас исцелили.

Леуэлла зашипела ядовитой гадюкой, дернулась поломанной куклой. Огонь уже почти схлынул. Змея уже почти освободилась… Погрузив ладони в гаснущее пламя, туда, где, по идее, должно было находиться сердце древней гадины или, скорее, заменявшая его ледяная стекляшка, Блодейна заговорила: жестко и уверенно, певуче растягивая слова.

Заклинание сплеталось в воздухе звуковой вязью. Сплетались два тела, соединяясь. Леуэлла как будто перетекала в морканту. Колдунья исторгала из себя магию, взамен выпивая чужую искру жизни.

Тело богини начало разрушаться. Оно не разлеталось, как прежде, блестящими снежинками – рассыпалось тусклой пылью. Сущность Древней проникала в морканту белесой дымкой. В ушах звенело от крика: Леуэлла не желала уходить тихо. А Блодейна не собиралась останавливаться и вбирала ее в себя, пока лед окончательно не растворился в пламени.

Только тогда морканта умиротворенно прикрыла глаза и проронила сквозь усталую улыбку:

– Теперь все будет хорошо. С Фьяррой. С тобой. Все хорошо, – повторила тихо, кажется, разговаривая сама с собой.

Глухой удар – Блодейна опрокинулась на спину. Изборожденное морщинами лицо исказилось мукой. Губы – прямая, резкая линия. Так их обычно сжимают, когда очень больно и крик сам собой рвется наружу.

– Эй, эй, что с тобой? – С горем пополам подползла к морканте, коснулась ее, ощущая, как обжигающе горяча и одновременно холодна ее кожа. – Блодейна, скажи, что нужно делать?! Я сейчас же позову на помощь!

Но поползти дальше, за этой самой помощью, мне не дали. Блодейна удержала меня за руку, останавливая, и не было больше в ее голосе тех властных, надменных ноток, которые прежде его искажали.