без выходных. С утра до ночи. Нет, один раз все-таки выбрался в кино на ночной сеанс. Тут он вкратце рассказал о фильме. Юрико Дзэн он ни разу не упомянул, а я не стала о ней расспрашивать.

Айдзава сказал, что несколько раз перечитал мою книгу. Каждый раз, сказал он, открываю для себя что-то новое и становится все интереснее. В его голосе слышалось сдержанное, но искреннее воодушевление. Поначалу я смутилась, а следом меня накрыло тоскливое чувство — как если бы он говорил о чужом произведении, никак со мной не связанном. То, что я написала книгу, что ее издали, что писательство стало делом моей жизни, что мне хотелось писать книги, вдруг показалось чем-то давним, оставшимся в далеком, навсегда ушедшем прошлом.

Я призналась Айдзаве, что поссорилась с Макико. Причину решила не упоминать. Сказала, что мы с ней слегка повздорили из-за ерунды, из-за сущих пустяков, я тогда бросила трубку, и с тех пор мы не разговариваем уже почти два месяца.

— Ваша сестра, наверное, тоже переживает.

— Раньше мы с ней почти не ссорились, — сказала я. — Наверное, поэтому и не знаем теперь, как нам помириться.

— Судя по вашим рассказам, вы с ней очень близки, — со смехом в голосе сказал Айдзава. — А с племянницей вы об этом не говорили?

— Мы с ней вообще не так часто общаемся. Иногда перекидываемся сообщениями в Linе, но об этой ссоре у нас разговор не заходил.

— Может, ваша сестра ей ничего не сказала…

— Может быть, — согласилась я. — Но в конце августа у Мидорико день рождения, и я обещала впервые за долгое время приехать к ним в Осаку. Мы еще думали поужинать втроем. Мидорико так ждет этого, что мне все-таки хочется поехать.

— А какого числа у нее день рождения? — спросил Айдзава.

— Тридцать первого.

— Серьезно? У меня тоже.

— Надо же! — поразилась я и уточнила на всякий случай: — У вас тоже тридцать первого августа?

— Да. В последний день школьных каникул. Значит, мы с вашей племянницей родились в один день… только года совсем разные.

— Ничего себе! — засмеялась я.

Мы оба замолчали. Воцарилась тишина. Потом я вспомнила, что некоторое время назад по пути из супермаркета купила на почте памятные марки, и рассказала об этом Айдзаве. Не то чтобы я их коллекционировала, да и письма мне писать некому, но иногда я все равно захожу в почтовое отделение полюбоваться марками. Услышав об этом, Айдзава заинтересовался:

— У вас там рядом есть почта?

— Маленькая, но есть. Неподалеку от велосипедной стоянки, — объяснила я. — Там продают красивые марки. Вы тоже в следующий раз обязательно зайдите.

— Интересно… Только в ближайшем будущем на Сангэндзяю я не собираюсь. Так что загляну на свою почту рядом с домом.

— Не собираетесь на Сангэндзяю? — Поколебавшись, я все-таки добавила: — Но тут же живет Дзэн?

— Мы с ней давно не виделись. Даже дольше, чем с вами, — сказал Айдзава, как мне показалось понизив голос.

Я промолчала, не в силах сказать ему «Вот как» или спросить «Почему?».

Сначала я решила, что это как-то связано с моей слежкой за Юрико Дзэн и нашим с ней разговором, но Айдзава сказал, что они не виделись уже больше двух месяцев. А со времени той нашей встречи прошло только две недели. Значит, дело в чем-то другом, поняла я, но на душе стало неспокойно.

— И вы даже на собраниях не видитесь? — нарушила молчание я.

— Нет, — ответил Айдзава. — Я туда больше не хожу.

— Есть какая-то причина, почему вы перестали видеться? Вы поссорились?

— С вами, Нацумэ, мы последний раз встречались в конце апреля… — проговорил Айдзава после небольшой паузы, еще тише, чем раньше. — Помню, был теплый день, такой чудесный, словно соединивший в себе весну и лето. В парке Комадзава я бывал и раньше, но в тот раз, рядом с вами, мне показалось, что я впервые оказался в месте, куда мечтал попасть целую вечность. И вокруг, и вдалеке, куда ни посмотри, был зеленый рай. Просто идешь, двигаешься, дышишь, наблюдаешь… Что-то невероятное!

Но после этого вы вдруг отдалились от меня. Сначала я решил, что у вас, наверное, аврал и лучше вам не мешать. И все-таки несколько раз я попытался связаться с вами в Line. И на почту писал. А вы мне в конце концов совсем перестали отвечать.

Я промычала нечто неопределенное.

— Я стал вспоминать: может, я позволил себе что-то лишнее, какую-то бестактность. Но, сколько ни перебирал, причины найти не мог. Впрочем, конкретной причины могло и не быть — ваше отношение ко мне могло измениться, и все. Может, вам стало скучно со мной общаться или просто разонравилось. Если так, то навязываться было бы некрасиво. А если не так, то вы, наверное, сама выйдете на связь… вот как я рассуждал.

Примерно тогда же мы с другими членами общества собрались небольшим составом, чтобы обсудить следующее заседание в конце апреля, и немного разошлись во мнениях. Не то чтобы серьезный конфликт, просто оказалось, что мы по-разному видим перспективы дальнейшей работы. Это заставило меня о многом задуматься. Уже около года у меня было смутное ощущение, что что-то у нас пошло не так. И постепенно это отторжение соединилось у меня в голове с недавней дискуссией.

— Вам не нравилось направление, которое выбрало ваше общество?

— Не в том дело, — сказал Айдзава. — Изменились мои ощущения, в самом обществе ничего не изменилось. Оно ведь, по сути, очень просто устроено, там и меняться-то нечему. Конечно, в его деятельности есть смысл. В наших чувствах тоже есть смысл. Когда-то меня по-настоящему спасло то, что я узнал о существовании людей с похожей ситуацией и познакомился с ними. Это действительно важно.

Я кивнула.

— Но со временем я перестал понимать, как мне к этому относиться, — продолжил Айдзава. — Поэтому решил немного отстраниться. Все члены общества — замечательные люди. Но мне нужно было побыть одному, поразмышлять над своими проблемами, не оглядываясь на других. Вернее, так: мне захотелось заново разобраться в том, что я считал своими проблемами, докопаться до их сути. Я сообщил всем, что после апрельской встречи беру перерыв.

— И Дзэн сообщили?

— Да, — подтвердил Айдзава. — Она ответила только: «Это твоя жизнь, тебе решать». Мне стало так больно… Вроде бы ничего плохого я не сделал, да и в обществе мое решение одобрили. Никаких проблем. И все же я никак не мог отделаться от чувства вины. Стоило подумать о Дзэн, как оно начинало стремительно нарастать и перевешивать все остальное.

Из трубки донесся вздох.

— Но когда мы с ней не виделись, я не особенно переживал. Более