— Здесь другое, мистер Хименс. Вы слишком далеко зашли в дружбе с нашим президентом. Вы слишком много знаете о планах нашего президента…

— Но наша демократия! Наша свобода, наша конституция. И потом я…

— Нам бы спрятаться где‑нибудь, мистер Хименс, — перебил его Майкл. — Спрятаться где‑нибудь на ранчо, в глуши, отсидеться там, переждать…

* * *

В вагон они сели быстро, кажется, никем не замеченные. Хотя уже потом, когда экспресс тронулся с места, в вагон вскочило несколько субъектов в кожаных плащах. Профессор в окно увидел чье‑то лицо, показавшееся ему очень знакомым. «Не может быть, — подумал он. — А, собственно, почему не может быть? Он ведь служит в ФБР. Давно я его не видел, давно…»

Они не выходили из купе, сидели, закрывшись, тихо переговариваясь, а часа в три, когда все уже спали, и поезд пересек повернувшую снова на юг Саскуиханну, прорезавшую глубоким ущельем штат Нью‑Йорк, Майкл выскочил в ресторан. И здесь снова нос к носу столкнулся с тем типом, с сиплым. Майкл обрадовался ему как лучшему другу бесконечного детства, беззаботного и веселого.

— Что, встретил своего дядю? — спросил он.

— Да, мы направляемся с ним в Вашингтон, — ответил сипло тот тип. — У дяди там какие‑то дела.

Он косился на Майкла, наблюдая за ним, за его движениями. Взяв четыре бутылки пива, дюжину сандвичей с куриным мясом, Майкл хотел уже уйти, как в ресторан вошел мужчина с лицом молодого Перри Хименса. Он подошел к сиплому, что‑то у того спросил, тот что‑то ответил, кивнул на Майкла, успевшего отвернуться и уставиться в витрину буфета.

«Сели на хвост, черти, — выругался про себя Майкл. Он понял, что они теперь от них не отстанут, пока не проверят и его приятеля, старшего от Майкла всего лишь на два года. И если до появления этого мужчины Майкл еще на что‑то надеялся, то теперь его розовые мечты потускнели, поблекли, развеялись. И причиной тому был сынок профессора, видимо, важная весьма птица среди агентов ФБР. — Такие просто так среди ночи в экспресс Даллас‑Вашингтон не садятся. Интересно, узнал он меня или нет? Сказать ли о нем Перри Хименсу или нет?…»

Хименс старался не выходить из купе. И лишь после ужина, когда они с Майклом выпили пива и закусили сандвичами, побежал в туалет. В проходе столкнулся с каким‑то типом, тот сиплым голосом извинился, пропуская вежливо его, и быстро ушел в другой вагон.

Минут через десять в вагон ввалилось еще два типа в кожаных плащах, расположились неподалеку от их купе, приоткрыли окно и стали курить, что‑то сказав проводнику. Тот молча ушел в свое купе. Майкл понял — неспроста они здесь торчат, что‑то, по‑видимому, готовится. Он сказал об этом профессору. Было двадцать минут четвертого. За окнами мелькали заснеженные холмы, одинокие деревья, рощицы, какие‑то строения, дома. Майкл снова напомнил профессору — нужно что‑то делать, нельзя сидеть просто так и чего‑то ждать, надеяться на бога, нужно и самим подумать о себе.

— Давай спрыгнем на ходу, — сказал Хименс.

— Как спрыгнем, мистер Хименс? На каком ходу? Это же экспресс! Четыреста километров в час. Мы разобьемся в лепешку! От нас ничего не останется! Хотя, однако, вы правы. Нужно сорвать стоп‑кран! И это сделаю я. А вы выпрыгнете из вагона. Только незаметно. Ключ я достану. Мне бы раздобыть где‑нибудь долларов тридцать.

— У меня есть деньги, Майкл. Вот, возьми. Но как ты потом выберешься? Они схватят тебя, Майкл!

* * *

Они обнялись. Профессор снова заплакал. Заплакал громко, не стесняясь Майкла. Он рыдал минут пять, пока Майклу не удалось его успокоить. Застегнутый на все пуговицы, с надвинутой на самый лоб шляпой, с мокрыми от слез щеками, профессор стоял перед Майклом в купе, стоял весь сникший, тоскливо глядя на своего телохранителя. Смотрел он уже каким‑то отрешенным взглядом, видимо, уже поняв, что за этим поступком его ждет неизвестность, ждет опасность, ждет что‑то страшное, вероятно, не совсем и приятное. Ведь он останется один, совсем один, более того, он бросит Майкла на произвол судьбы, и тому, наверно, вряд ли удастся оторваться от своры агентов ФБР.

И сейчас, глядя на Майкла, профессор подумал, что все же поработали они неплохо, что все же его лаборатория была самой лучшей в мире по постановке эксперимента и по решению проблем пересекающихся пространств, что его телохранитель, парень из глубинки Америки, все же оказался неплохим, неподкупным порядочным человеком, верным ему, верным и делу фирмы «Хименс и Электроника», что все же жаль вот только, что не удалось заставить его учиться.

Майкл хлопнул Хименса сильно по плечу, показал на часы, дал тому пару минут на сосредоточение, и, рванув дверь, выскочил в коридор вагона. Он побежал к ресторану, словно жажда снова начала его одолевать и так сильно, что без пива он вот‑вот умрет и упадет на пол.

Он заварил «кашу» в следующем вагоне: сцепился с атлетического сложения агентом ФБР, выстрелил в окно, снова побежал дальше, в голову поезда, к ресторану, выстрелив еще раз. За ним погнались ищейки. Майклу удалось сбить с ног того, сиплого, пытавшегося не то загородить ему дорогу, не то спросить, чего это Майкл так шустро несется к ресторану, не замучила ли его жажда. Сзади кто‑то открыл пальбу, пули пробили дверь у головы Майкла. Он рванулся дальше, в другой вагон и там сорвал стоп‑кран.

Скрежет тормозных колодок, скрежет колес, стоны, ругань, кто‑то навалился на Майкла, кто‑то ударил его чем‑то по голове, кто‑то продолжал еще стрелять, все что‑то кричали, визжали, пинали его больно ногами в бока, кровь заливала ему глаза, стекая на подбородок, он отплевывался молча, фырчал.

Хименс все никак не мог попасть ключом в замок, руки дрожали, но вот дверь подалась, на него повеяло зимой, холодом, мраком. Он спрыгнул в снег и побежал, падая и вставая, побежал к лесу. Уже где‑то далеко, позади, раздался выстрел, один, второй, потом все смолкло, стреляли, наверно наугад, не видя его, так как он уже скрылся за кустами, растворился в ночи.

* * *

Снег хрустел под ногами. Он продолжал удаляться все дальше и дальше от железной дороги, от уехавшего уже экспресса, забирая вправо к освещенным луной хребтам гор.

Хименс идет уже давно, идет медленно, выискивая удобные проходы между скал, между нагромождением камней, глыб снега. Ближайшая цель его — перебраться через горы. А там, знает он, должна быть река, горная река, небольшая река, летом в ней водится форель, летом она хорошо ловится на кузнечиков, хорошо идет осенью на искусственную мушку. И эта речушка, горная речушка, в которой водится форель, должна вывести его к одному ранчо.

Черное демисезонное пальто и черная широкополая шляпа, из‑под которой выбиваются неопределенного цвета волосы, не то зелено‑рыжие, не то красно‑синие делают профессора похожим на золотоискателя прошлых времен, на опасного гангстера, на осужденного пожизненно и сбежавшего с каменоломен каторжанина. Хименс идет неторопливо, стараясь экономить силы, тщательно выбирает ближайший маршрут, в то же время и не выпуская из виду общего ландшафта, ориентировочного места, где, по его предположению, должен находиться перевал.