– Если планы Эгона Борга осуществятся, какими бы они там ни были… обвинения направят в сторону России… и это не поможет делам Анастасии Шаниной.

Эгон Борг. На короткое мгновение Фредрик приковал свое внимание к Калипсо.

– Послушайте. Теперь мы можем утверждать, что морские егеря вторглись на российскую территорию весной 1992-го. Они украли вирус оспы. Двое норвежских солдат погибли. Один из них – от русских пуль. Тела передали норвежским властям.

Атташе выжидательно смотрел на него.

– Есть ли кто-нибудь здесь, в вашем коллективе, с кем у Борга могут быть счеты? Кто-то, кому он хочет отомстить?

Ларинов фыркнул.

– Никакие русские никогда не пускали в них пуль. Сержант Бьерн Бакке. Выброшен во фьорд Лица. Гудбранд Фальсен, лейтенант. Выстрел в голову рядом с норвежской границей. Но это не наших рук дело. Знаете что, ищите в своих рядах. Если вы так уверены в этом мотиве.

И он ушел.

Фредрик стоял и смотрел ему вслед. Что за чертовщину он только что услышал? Убиты не русскими? Он подумал об объяснении Агнес Усе. Гудбранд Фальсен вернулся в Норвегию, зараженный оспой, с обезображенным лицом и пулей в плече. Фредрик повторил зашифрованное письмо Борга. «За Гудбранда Фальсена. За Калипсо. Это ваша ответственность. Свиньи».

Осознание. У всех у нас в жизни бывает момент, когда туман рассеивается, и мы видим, что открывшаяся картина не та, что мы ожидали. Момент, когда узнаешь, что станешь матерью. Десятая доля секунды, когда понимаешь, что мужчина за тобой в трамвае проткнул твое брюхо ножом. День, когда звонят в дверь, и за ней стоят священник и полицейский.

Сердце меняет ритм. Все переворачивается с ног на голову.

Фредрик сделал пару неуверенных шагов назад. Посмотрел на Люсю и извлек свой пистолет из ее руки.

– Господи. Выведите меня отсюда. Выведите меня.

Кафа стояла на том месте, где была машина Борга.

– Генерал-майор Гунн работал в службе разведки, – просопел Фредрик. – Так ведь? До того, как перешел в Вооруженные силы?

– Да. Я только что говорила с полицией сверху. Как ты узнал? Чем ты там занимался? Почему так долго…

Поток слов остановился. Она все увидела по Фредрику.

Фредрик, шатаясь, прошел вперед.

– Цель Эгона Борга – не русские, – выдохнул он. – Все намного хуже. Черт бы его побрал, намного хуже.

– Здание Народного театра, – сказал он и бросился на пассажирское сиденье одной из служебных машин полиции.

– Какого хрена, Фредрик!

Кафа открыла дверь к водительскому сиденью и помахала рукой на перевязи.

– Во-первых, я не твой личный водитель. Во-вторых, я не могу вести машину.

Он перебрался через центральную консоль. Завел мотор прежде, чем Кафа опустилась на пассажирское кресло. Засигналил так, что полицейские вокруг поотскакивали, и опрокинул ограждение.

– Что происходит? Народный театр? Где играет твой сын? – голос Кафы срывался от.

– Цель Борга – премьер-министр Симон Рибе. Он на концерте Якоба. Дикая норка – это Рибе.

Дикая норка. Шпион, за которым в Россию отправили норвежских морских егерей. Черт. Как же он раньше этого не понял. Два трупа, оба убиты норвежскими пулями. Конечно, все так и было. Конечно, это личное.

– Фредрик!

Кафа перехватила руль и помогла машине увильнуть от группы телевизионщиков, переходивших улицу. Зеркало «Форда» попало по одной из камер. Фредрик едва заметил это.

– Ты должен успокоиться! Расскажи мне, что происходит!

Он чуть-чуть отпустил педаль газа, включил синюю мигалку и выдохнул.

– Генерал-майор Гунн. На конференции он похвалился, что был начальником Симона Рибе. Он описал Рибе как упрямого, смекалистого и находчивого. Точно как и Дикая норка. Это было прозвище Рибе. Гунн назвал его агентом. В Вооруженных силах это называется солдат. А агент — это шпион.

Он успокоился и быстро посмотрел на Кафу. У нее на лбу пролегла глубокая морщина.

– Какая самая характерная черта Симона Рибе? Как его изображают на карикатурах? Он щурит глаз. Помнишь, как мы допрашивали его по делу Сульру? Как сильно он разозлился, когда мы обвинили его в передаче информации прессе? Такие встречи не забываются. А такой умный мерзавец как он уж точно не забудет. И тем не менее, на конференции Вооруженных сил он прошагал мимо и не заметил меня. Его ассистент, та маленькая крыса, ведь сразу же меня увидел. Я подумал, что Рибе так демонстрирует свое высокомерие. Но он просто меня не увидел. Он слеп на левый глаз.

– И что?

– Агнес Усе. Она рассказала, что двое мужчин вернулись с задания и были направлены в полевой госпиталь на границе между Норвегией и Россией. У одного, агента, пришедшего первым, была травма глаза. Вторым, с изуродованным лицом и пулевым ранением, зараженный оспой, был лейтенант. Гудбранд Фальсен. Он прибыл на пару дней позже.

Он ударил рукой по рулю.

– Но что-то не сходится. Русские утверждают, что передали норвежским властям два трупа. Бьерна Бакке и Гудбранда Фальсена. Фальсену выстрелили в голову и оставили где-то поблизости от границы с Норвегией.

– Я по-прежнему не понимаю… – сказала Кафа. – Значит Агнес Усе солгала?

– Нет. Это ей солгали. Фальсен никогда не возвращался в Норвегию. Те, кто посылал ее на задание, представили это так, чтобы скрыть происшедшее. Убийство.

Они доехали до Юнсторгет и встали на тротуаре. На улице вовсю шла рождественская торговля, и площадь кишела людьми. На заднем плане возвышалось здание Народного театра. Двенадцатиэтажное угловое строение в стиле арт-деко, цитадель Рабочей партии. Раньше здесь располагалась Норвежская Опера, пока не получила новую сценическую площадку у воды на Бьервика. А старые помещения передали Народному театру. С местами для тысячи четырехсот зрителей, гигантской главной сценой, боковыми залами, барами с шампанским, ложами и гардеробами.

– Должно быть, Гудбранд Фальсен заразился оспой до того, как они сумели раздобыть пробы вируса. С нависшей над тобой угрозой смерти тебе нечего делать на таком важном задании. Поэтому он вышел из игры. Но не один. Дикая норка выполнил свою задачу. Поэтому они эвакуировались вместе.

Фредрик сделал паузу, чтобы убедиться, что Кафа следит за ходом его мысли.

– Но в Норвегии власть имущие видимо поняли, каким огромным риском может стать переправа Фальсена домой. Конечно, потому, что он представлял угрозу заражения, но также потому, что сам факт его существования угрожал раскрытием всей операции. Положить его в больницу? Спецсолдат, зараженный вирусом, которого не существует? Изолировать его в полевой больнице на границе и надеяться, что все причастные к этому будут держать рот на замке? Что никто посторонний ничего не видел? А что, если бы русские послали свое специальные силы в Норвегию охотиться на воров? У них было бы полное право на это.