Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был не последний выезд Северина в тот день. Дочитав рукопись Шибанского и вынеся как рукописи, так и автору свой нелицеприятный, приведенный выше приговор, Северин в очередной раз взялся за трубку телефона, но тут же решительно положил ее на место, выскочил из дома и помчался через всю Москву, на Сокол.
Смысл своего внезапного порыва он осознал только на месте, когда увидел темные окна квартиры Биркина, домоседа и полуночника. Значит, Семен Михайлович не просто отключил телефон, спасаясь от вполне естественных претензий Северина, а пребывал где-то в другом месте. Оснований для следующего вывода — пребывал вместе с Наташей — было много меньше, тем не менее, Северин его сделал и почему-то успокоился. Он поехал обратно на Комсомольский, опустив стекло в машине, и прохладный ветер выдул из его головы остатки морока. Домой вернулся прежний Северин, полный сил и решимости довести дело до конца.
* * *
Северину не давала покоя одна деталь, перекликавшаяся в сочинениях Путилина и Шибанского, надпись IХЦВР, перед которой встал в тупик великий сыщик и которая, согласно Шибанскому, означала «Иоанн Десятый, Царь Всея Руси». Он сверился с «Записками» и с листочком, который постоянно носил с собой, выписал, один под другим, два ряда букв.
I I Д В В I В I I Д I I I I Д I
I I D В В I В I I D I I I I D I B I D D B I B
То, что больший ряд включает меньший и является его продолжением, Северин заметил давно, почти сразу, как увидел их, это автор по зловредности утаил сей факт от читателя. Впрочем, тогда этот факт никак не мог быть объяснен и был лишь одним из многих, указывавших на мистическую схожесть двух преступлений, ничем в этом не отличаясь, скажем, от черного перышка, теперь же пришел его черед. Да и не мог раньше Северин расшифровать эти записи, потому что не связывал букву I с именем Иоанн, трудно современному человеку помнить правила старой орфографии.
Он пересчитал буквы I в первом ряду, получилось десять, значит, первые буквы имен. Вторая часть текста: «Царь Всея Руси». Тут не сходилось, ряд был слишком длинен, да и буковки не те. Хотя этот Шибанский намекал на какую-то другую генеалогию… Можно было, конечно, взять какой-нибудь исторический справочник, но на таком уровне для проверки хватало и школьных знаний по истории. Северин отсчитал четвертую букву I, царь Иван IV, Иван Грозный, главный персонаж нашей древней истории, царь Иван Васильевич, сходится! Дедом у него был царь Иван III, тоже кстати Иван Васильевич, вот они буковки В и I, Иван, а перед ним отец Василий. Другой известный исторический персонаж, Дмитрий Донской, он был то ли дедом, то ли прадедом Ивана III, вот она буковка Д, получается прадед.
Дальше вглубь веков и списка Северин погружаться не стал, не надеясь на свои знания, и двинулся в другую сторону. Тут его изыскания оборвались на первом же шаге. За четвертой I шла пятая, но ведь там был Федор, царь Федор Иоаннович, как же, как же, одноименная пьеса Алексея Константиновича Толстого, спектакли в Малом театре и МХАТе, Смоктуновский в роли царя, ударная роль, он сам видел обе постановки, никаких справочников не нужно. Так что точно Федор, а никакой не Иван. Хотя Иван, конечно, был бы логичнее, монархи к именам трепетно относятся и к плюрализму не склонны, французы наштамповали восемнадцать Людовиков, англичане восемь Генрихов, у нас, понятно, Иваны, десять как минимум. Нет, разнообразие, конечно, допускается, но в строго ограниченных пределах. Вот у этих было три имени, Иван, Василий, Дмитрий, где-то он уже слышал это сочетание, а, ладно, потом вспомнит, главное, что Федором тут и не пахнет. Странно…
Северин метнулся в конец ряда. Иван Десятый, Иван Дмитриевич, тоже сходится. Что-то там Шибанский писал о его деде и прадеде, Северин схватил рукопись и нашел требуемое место, Иван Иванович и еще один Иван Иванович, сходится, но ни о чем не говорит, этот Шибанский, судя по всему, фальсификатор дотошный, он этот ряд тоже разгадал и имена персонажей под него подогнал. Но у нас есть современная версия ряда, о которой он никак не мог знать, тут-то мы его и поймаем!
Северин воззрился на второй ряд. Вообще-то, странно, первый, как мы только что установили, написан буквами русскими, а второй, похоже, все же латинскими, D таким манером русский человек никогда не напишет, нет, нынешние, конечно, написать могут, они еще и не такое нашкрябают, но если человек пошел в школу при советской власти, то точно не напишет. Но тогда при чем тут латинское B? По-английски Василий это V, по-немецки — W. Ладно, Бог с ними, В так В. За десятым Иваном у нас по списку следует … Василий, студент, как же, как же…
Нет, ерунда, совпадение! Надо было какое-то имя вписать, он и вписал, благо, выбор невелик: Иван, Дмитрий, Василий. Василиев четыре века не было, должен был когда-нибудь появиться, да тут не просто случайное совпадение, тут по статистике почти беспроигрышное попадание! Неудачное слово на язык навернулось — статистика. Как всякий человек, повседневно имеющий дело со случаями уникальными, с судьбами отдельных людей, Северин статистике мало того что не доверял, он считал ее наукой вредной и лживой, не наукой вовсе. Недоверие к статистике в какой-то мере уравновесило недоверие к писаниям Шибанского. Пребывая в этом шатком равновесии, Северин принялся несколько растерянно и отупело продолжать ряд мифических царей Всея Руси: Иван Васильевич, Дмитрий Иванович, Дмитрий Дмитриевич, Василий Дмитриевич, Иван Васильевич, Василий…
И тут зазвонил телефон.
Северин зачем-то поправил лежавший перед ним листок, пристроил справа рукопись Шибанского, слева том «Записок» Путилина, посмотрел на настенные часы — 0.47, однако! — пригладил рукой волосы, прокашлялся, только потом снял трубку.
— Майор Северин!
— Это я, — раздался виноватый голос Наташи.
— Ты где была? — строго спросил он и, взволнованно: — Я тебе раз двадцать звонил!
— Я знаю, но там, где я была, не принято пользоваться мобильными телефонами.
— В театре, что ли, — съязвил Северин, постепенно приходя в себя.
— Нет, не в театре. Я вам потом объясню, если вы пожелаете выслушать меня. Если вы меня простите. Если вы нас всех простите.
— Посмотрим, — сказал Северин, но уже с нарочитой строгостью.
— А не глядя никак нельзя? Просто простить кающуюся грешницу.
— Воистину ли ты раскаялась, дочь моя? — пророкотал в трубку Северин, окончательно воспрявший духом, и тут же осекся.
«Что я горожу? Какая дочь! На дочь не согласен! Черт с ним, пусть будет племянница!»
Вполне возможно, что он не только подумал это, но и проговорил, потому что с той стороны раздался легкий смешок.
— Прощаю, прощаю, не знаю что, но все прощаю! — поспешно прокричал он. — Когда мы увидимся?
— Я поэтому и звоню, — сказала Наташа посерьезневшим голосом, — нет-нет, неправильно, я не поэтому звоню! Но и поэтому тоже. У меня просьба к вам есть, Евгений Николаевич. Понимаете ли, у меня завтра на утро назначена одна встреча, меня пригласили, очень настоятельно пригласили, а я боюсь…