«Ты уже здесь?»

Она опустила ноги на пол и встала. Подошла к тому месту, где стояла во сне, перед открытым окном. В уголках сознания пытались заняться и разгореться огоньки паники. В ее дыхании не было ничего легкого. Но она все равно приблизилась к окну.

Он был теперь ближе к дому. В саду, полуосвещенном тусклым рассветом, он стоял на коленях, подняв к небу те длинные грязные пальцы, что Эмбер когда-то чувствовала на своем черепе. А когда она появилась в окне, фигура подняла плохо различимое лицо, чтобы взглянуть на дом. Видная ей часть лица блестела, словно была мокра от слез, или от следов, оставленных жирными телами насекомых.

Эмбер отступила назад и прикрыла свои предательские глаза. Почувствовала, как зарождается в лодыжках дрожь, поднимается к коленям и выше, пока ее пальцы мелко не затрепетали на коже лица.

«Нет».

Она не может, не должна дать волю крику, который разобьет тонкое стекло ее самообладания, а потом будет отражаться эхом от этих спокойных стен.

«Вспомни, вспомни, что толку от криков и слез?»

Эмбер убрала руки от глаз. Подняла пистолет и на непослушных ногах вернулась к окну; ее зубы были стиснуты так сильно, что угрожали скоро сломаться. Она увидела пустую лужайку.

Едва освещенная бессильным солнцем нового дня, трава была еще темной. Но никто не стоял на коленях посреди лужайки; никто не вздымал к небу длинные тощие руки; никакое мокрое и почерневшее лицо не пыталось открыться ей. Никого. Никого столь грязного и кошмарного снаружи больше не было. И того, что чужак принес сюда, тоже: того черного предмета, укрытого чем-то похожим на белое кружево, льнувшего к нему, как младенец к материнской груди.

Снаружи, от двери в ее комнату, начали удаляться по коридору чуть слышные, неровные шаги; не спеша, но желая, чтобы за ними последовали.

Эмбер утерла глаза рукавом.

«Пусть приходят».

Пусть приходят, пусть выскажут все, как бы мало памяти, инстинктов и чувств ни осталось у них в бессветном холоде, который они не могли понять и всегда пытались познать с тех пор, как она, Черная Мэг, подняла их из ям, где они были связаны и задушены.

Сколько их было? Почему одни преследовали ее, бормоча, привлекая внимание, а другие молчали?

Это было невеликим утешением, но Эмбер была уверена, что никогда не встречалась с Гарольдом Беннетом. Он умер в тюрьме, был кремирован властями, а не погребен в том месте. Но был ли его сын, Артур здесь, в Девоне? Он умер в доме своего маньяка-отца и убитой им матери, и был активен в убогих комнатах фамильного дома. Так где же насильник?

Фергал – невероятно – был здесь, но он умер и был похоронен не в доме № 82. Или он вообще не умер? Действительно ли он был снаружи? Эмбер сжала пистолет крепче.

И где был этот выродок с костистым лицом, принц хорьков, Драч? Почему он не заявился в ее дом со своими змеиными умыслами? Он появлялся исключительно во снах. Однако он окончил свои дни там же, где и Беннет-младший. Почему Фергал здесь, а Драч и Беннет – нет?

Она опять спросила себя, не носит ли его Мэгги в себе, как паразита, угнездившегося в самой плоти и крови ее тела. Она должна путешествовать со своей свитой. Эмбер никогда не понять ее мотивов и целей. Почему она выпустила ее из своего храма в корнях дома. Возможно, Фергал похитил тварь, которой служил, против ее желания, а она хотела, чтобы Эмбер уничтожила ее прислужников стеклом и кислотой. Или тварь дала ей уйти ради какой-то иной, еще более чудовищной роли, которую она должна была сыграть в другом месте? О ней не было книг; не нашлось ничего, кроме нескольких старых песен, да осколков керамики. У Эмбер были только размышления, догадки, инстинкты. Но правила обряда Черной Мэгги не были ясны, пока что нет. И что ей нужно будет сделать, куда отправиться, чтобы понять эти правила и найти их границы? Но, что бы ни случилось, она никогда не должна присоединяться или позволить присоединить себя к растущему числу потерянных и заблудившихся. Жертвы оставались жертвами, мучители – мучителями. Если это не было адом, она не знала, что им было.

Она не станет жертвой.

Эмбер посмотрела на пистолет у себя в руке.

– Я сама это сделаю прежде, чем достанусь тебе! Ты слышишь?

Может быть, самоубийство после долгого и мучительного периода депрессии, отягощенной невыносимыми видениями, и было тем, что запланировали для Эмбер: ее судьбой, куда бы она ни бежала. «Они догнали тебя. Нашли тебя здесь». Так что и самоубийство, возможно, не станет выходом.

«Еще одна девица ляжет под траву».

– Ты этого хочешь, сука? Еще одну мертвую девушку? За этим ты пришла?

Прижав пистолет к боку, Эмбер большим пальцем сняла его с предохранителя. Она сомневалась, что пуля может как-то подействовать на то, что бродило сейчас по дому, но пистолет придавал ей сил. А если Фергал был еще жив, если он как-то, каким-то немыслимым обходным путем, добрался до нее и действительно был сегодня там, внизу, на лужайке, тогда она закончит то, что должна была сделать три года назад. Мысль о расправе над ним, о том, чтобы приставить дуло к его уродливой роже и нажать на спусковой крючок, прогнала через нее волну возбуждения, от которой у Эмбер перехватило дыхание.

– Ты у меня внутри? – завопила она, открывая дверь своей комнаты. – Или ты там, сука?

Она слышала, как что-то медленно и осторожно движется впереди; теперь оно спускалось по лестнице, и к Эмбер пришло неприятное воспоминание о том, как ее заманили в кухню, к двери гаража, всего неделю назад.

Был ли несчастный Райан снова в ее доме? Был ли это ее окровавленный рыцарь, сломанный, а затем убитый ударом кирпича? Она должна была знать, страдает ли он. Страдает ли он до сих пор. А если Райан мучился, значит ее долгом было покончить с его болью.

Это касалось не только ее; если это происходило, прямо здесь, прямо сейчас, значит, оно касалось всех несчастных душ, последовавших за ней из своих жалких могил на Эджхилл-роуд. Она всегда обещала, что не забудет их.

– Как мне вас освободить? Скажите мне! Хоть кто-нибудь из вас! Скажите, что мне, на хер делать?

Райан лишился зубов. Эксперты-криминалисты исползали то место в северном Бирмингеме на четвереньках и подобрали каждый волосок, оставшийся на его прогнивших полах. Два пропавших зуба Райана не могли не заметить, отшвырнуть ногой или втоптать в свежевскопанную землю двора. В этом Эмбер была уверена. Значит, потерянные зубы подобрали, забрали.

Маргарита Толка лишилась волос. Она тоже была здесь, в кухне; наполнила воздух тем, что осталось от ее попыток быть утонченной: ароматом духов «Анаис Анаис». У других жертв обнаружили пропажу зубов, пальцев рук и ног, может, и волос тоже, хотя нельзя было узнать точно, что забрали у тех, кто был похоронен глубже и дольше.

Беннет потерял палец. Все жертвы Мэгги были погребены не полностью.

Сердце Эмбер забилось быстрее от мысли, которая постепенно росла и обретала форму; которая все меньше казалась макабрической фантазией и все больше – чем-то логичным, по мере того, как она шаг за шагом приближалась к лестнице. Без материального эмиссара, без тюремщиков и убийц, может ли Старушка Мэг делать что-то, кроме как преследовать ее и сводить с ума? Она прикидывала, сможет ли жить с кошмарами, сможет ли научиться сосуществовать с призраками, пока не найдет ответ и выход. Значит, так старая Черная Мэг переносила своих спутников, с помощью собранных частей тела, трофеев? Это значило, что она должна быть прямо здесь в каком-то материальном смысле, но как такое было возможно? Неужели Фергал вынес ее в своих руках и носил с собой три года?