На лестнице никого не было. Но, как и раньше, Эмбер слышала, как ноги шаркают по прежнему маршруту, словно невидимые маршрут или порядок зарождались на этих этажах по мере того, как мертвецы овладевали новым местом. Эти сущности всегда повторяли одни и те же действия.

Сбитая с толку, цепляющаяся за логику даже в подобный момент, она решала у себя в голове загадку: как эти ужасные артефакты, эти дьявольские трофеи, оказались здесь? Фергал. Должно быть, он жив. И, должно быть, он принес сюда реликвии отвратительной богини.

– Как? Как? Как ты можешь здесь быть? – закричала она, чтобы задавить панику.

В кухне открылась дверь.

Эмбер остановилась. Она слишком отчетливо помнила, что напало на нее там, внизу, что вскрыло ее разум и перетасовало воспоминания, как будто они были колодой карт, быстро перемешанных невидимыми руками и прочитанных присутствием чего-то неестественного, сущности, которая едва не затушила ее жизнь, словно незначительный уголек, выпавший из жаровни.

Пустота хотела ее. Ничто, бесконечная тьма желала ее. Вечный холод, конец самосознания, заикающееся повторение последних слов поджидали ее прямо в этом доме. В ней нуждались. Кто-то пришел к ней домой, чтобы переправить ее на ту сторону. Он преклонял колени на лужайке, будто какой-то жуткий, почерневший перевозчик. Может, это была ее цель: окончить дело?

– Фергал! Ты, ублюдок! Тебе нужна я? Я здесь!

Ее захватила новая мысль и то безумие, что из нее следовало: если она умрет, и ее собственность отдадут благотворительной организации для помощи пострадавшим от насилия женщинам, к которой она была так щедра и написала в завещании… господи, завещание… что оставляет дом женщинам, лишившимся жилья, чтобы они могли жить в безопасности… если Эмбер умрет здесь, не начнет ли однажды она сама шептать им? Может, это ее судьба – остаться здесь мертвой, но присутствующей и невидимой? Будет ли она преследовать сломанных и беспокойных женщин, что станут искать в этом доме укрытия в грядущие годы? Будет ли она мучить их своими смутными воспоминаниями и своим бормотанием, своей слепотой и своим непониманием?

«Который час?»

Эмбер сглотнула, и ей захотелось, чтобы можно было просто смыть ту ужасную громаду чувств, что набухали у нее в голове. Ей придется изменить завещание, настоять, чтобы ее дом снесли, уничтожили, засыпали землю вокруг фундамента солью, а потом закатали в бетон.

Ее внимание привлекла открытая кухонная дверь.

Она достигла подножия лестницы, и через дверной проем видела, что на противоположной стороне кухни открыта дверь в гараж. Рассвет, проникавший через кухонные окна, играл бликами на краске и окнах ее машины. Виден был и край морозильника. По крайней мере, внутренности гаража не растворились в непроницаемой, но агрессивной тьме.

Эмбер подняла руку и нацелила пистолет на дверь гаража.

– Я знаю, что ты там.

«Не могут тебе навредить, не могут, не могут…»

Эмбер протолкнула себя в дверь кухни, но прижалась спиной к стене, чтобы видеть все помещение. Тогда она и почувствовала запах. Воздух кухни теперь пах Райаном: его дезодорантом и гелем для душа, кондиционером для белья, его потом. И, почувствовав, что он здесь, она прослезилась.

– Райан? – ее голос был не более чем шепотом, но имя вызвало ответ из неосвещенного гаража.

Непослушный рот, полный, возможно, слюной или жидкостью, попытался заговорить из далекой темноты, где скрывался. Влажное бормотание было неразборчивым. Но она слышала, как говорящий движется, далекий стук неуклюжего тела о гаражную дверь. Шарканье, как будто нога цеплялась за бетон или тащилась позади неповоротливой фигуры.

– Райан. – Она сглотнула, чтобы очистить горло от эмоций. – Райан?

– Де…е…ааа.

Детка: так он ее называл.

– Штеффф.

Стеф.

Послышалось жуткое шмыганье, и хриплый вдох, как будто у говорящего воспалились носовые пазухи, заполнив дыхательные пути жидкостью. Было похоже, что некто в ее гараже не только говорит, но и дышит с трудом.

«Кровь. Он захлебывается кровью».

– Штеффф…

То, что последовало за попыткой выговорить ее имя, звучало как «Сюда» или даже «Иди сюда», но Эмбер не могла понять точно, настолько неумелым или изуродованным был рот, издававший эти жуткие, но жалкие звуки.

Она сделала четыре шага через кухню, к двери.

– Райан?

Существо было рядом с полом, в дальнем углу, и пыталось обогнуть капот машины.

Она остановилась и сказала себе, что не может быть уверена, будто там, в темноте, копошится Райан. Это мог быть обман: запах, жалкое скуление ее имени, созданные как приманка, ловушка, чтобы завлечь ее в это темное, тесное пространство. Пространство, способное мгновенно измениться и неожиданно лишиться стен, пола, верха и низа, как первый этаж дома № 82. Она создавала двери. Вокруг нее были двери, открывавшиеся в иные места.

«Когда умираешь, проваливаешься в двери».

Эмбер стиснула зубы при мысли о жестокости и унижении, и боли, обрушенных на молодого человека, единственного, кто беспокоился настолько, чтобы попытаться освободить ее с помощью денег, которых у него было немного. Они сломали Райану руку в доме, потом выволокли наружу и топтали его, раздавили его милую голову кирпичом. Ее сердце вновь разбилось. Сколько раз может сердце разбиться? Оно способно разрываться надвое снова и снова, пока не зачахнет душа; Эмбер поняла это на горьком опыте.

– Нет! – она замотала головой, как раненая лошадь, и оперлась на кухонную стойку.

– Нет! – выкрикнула она, желая выстрелить в кого-нибудь, а затем продолжить всаживать пули ему в лицо. – Ты, сука. Ты, сука. Ты, сука. Ты, сука!

Эмбер встала в зияющем дверном проеме.

– Милый. Я иду. Я тебя им не отдам.

Она заглянула в гараж. Где он?

– Райан?

Она настолько же почувствовала, насколько увидела смутный силуэт рядом с серым металлом ворот гаража, неровный контур макушки головы над черной крышей машины.

В гараже был и свет, слабый, но необъяснимый: синеватое рассеянное свечение перед воротами гаража, выходившими на подъездную дорогу. Эмбер прищурилась и посмотрела прямо на силуэт, который начал приобретать форму в тусклом сиянии. Неясный и бледный овал, похоже, медленно двигался или подкрадывался к ней от закрытых ворот, потом направил свой путь обратно ко въезду в гараж, а затем снова заскользил вперед, каждый раз одолевая не больше нескольких футов.

Белое пятно в воздухе у ворот издало звук. И в тот самый момент, как Эмбер услышала это хлюпанье, у нее появился новый и совершенно нежеланный взгляд на происходившее: если это была голова, голова с неразличимым бледным лицом, значит, она продвигалась внутрь гаража, прежде чем отдернуться обратно и повторить свой путь, как пленка, застрявшая в проекторе. Либо тело, окутанное мраком, шагало на месте, снова и снова, и в каком-то неявном свете виделся намек на его лицо.