Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Готовятся к выпускному гулянью, – пояснил Лев, – У чёрных подростков и латиносов традиция устраивать здесь гулянья со стрельбой!
– Но брайтонские пишут в блогах, что в России сплошной криминал, а здесь царство божие? – удивилась я.
– Везде хорошо, где нас нет, – уклончиво ответил Лев.
Вернувшись в Москву, я открыла поисковик, и оттуда хлынули самые громкие истории Брайтона.
35-летний Леви Арон предложил подвезти незнакомого школьника, отвёз к себе, задушил полотенцем и разрубил на части. А на допросе развёл руками: «Всё произошло спонтанно». И отправился в тюрьму на 40 лет.
23-летний наркоман Максим Гельман, эмигрировавший с Украины, убил ножом отчима, отказавшую ему во внимании женщину и её мать. После этого угнал две машины, нанеся ножевые ранения водителям. На первой машине насмерть сбил пешехода, зашёл в метро и ударил ножом пассажира.
58-летний Николай Ракоша, бывший спецназовец, живший в Нью-Йорке на нелегальном положении, зарабатывал как разнорабочий. Выпив несколько бутылок водки в приступе эмигрантской тоски, Николай Ракоша зарезал свою 56-летнюю гражданскую жену и 28-летнюю дочь жены. Он сделал в этот день 20 звонков в Россию, хотя раньше почти не звонил туда, а женщин убивал в перерывах между звонками. Потом Ракоша поехал в аэропорт Кеннеди за билетом, а вечером улетел в Россию. Полиция США не объявила убийцу в международный розыск, и у нашего Интерпола не было оснований для ареста. Через несколько лет Ракошу нашли под Тулой и приговорили к 19 годам колонии.
42-летний ленинградский хирург Дмитрий Яковлев совершил серию убийств из корыстных побуждений. Он торговал вместе с супругой недвижимостью и убивал купивших её клиентов-эмигрантов, оставаясь владельцем и недвижимости и денег за неё. А после этого умело расчленял трупы и клал рядом маску вампира Дракулы. Он получил 30 лет тюрьмы.
76-летний эмигрант Дмитрий Каменев из ревности застрелил бывшую жену – 65-летнюю Аллу Каменеву.
Зурана Хортон – беременная мать 13 детей, погибла в результате стрельбы на территории школы. Получив шальную пулю, она пролежала на асфальте час – прохожие шли мимо, принимая её за наркоманку.
Над кофейней Starbucks парень захватил в заложники свою девушку, построив у двери баррикаду из дивана. Девушка сумела вызвать полицию, и после долгих переговоров её спасли, а парня застрелили. Мотив преступления – эмигрантская депрессия.
А на месте нашего поедания десерта в ресторанчике «Татьяна» в «День Бруклина-Квинса» открыли стрельбу два старшеклассника. Погибла проходящая мимо 16-летняя школьница, и были ранены четверо мужчин. Шальная пуля залетела даже в квартиру на шестом этаже, где пожилая женщина смотрела телевизор.
Как я уже писала, в 2012 году Бруклин лидировал по убийствам среди районов Нью-Йорка, в нём произошло 36 % убийств. И эксперты объясняли это доступностью огнестрела, помноженной на ностальгию и наркотики.
Миновав полицейских, готовившихся к «вооружённому» школьному празднику, мы уткнулись в смешную для российского глаза афишу: «Фестиваль у океана. Лёва Журбин и KONTRABAND». «…представляет уникальный музыкальный ремикс танго, клезмера, польки, салонной музыки, музыки к кинофильмам, цыганской музыки и джаза. Лёва Журбин признан „Нью-Йорк Таймс“ „ошеломялюще универсальный…и поразительно оригинальный музыкант“».
Я защелкала фотоаппаратом, чтобы запечатлеть этот лингвистический апокалипсис для московских друзей. Тем более что речь шла об одном из сыновей композитора Александра Журбина, безуспешно пытавшегося завоевывать Америку в течение 10 лет. Правда, его старший сын – скрипач Филипп Квинт достиг бóльших успехов, не играл «у океана на Брайтоне» и был номинирован на премию «Грэмми».
Впрочем, «ошеломляюще универсальный…и поразительно оригинальный» не предел здешней лингвистической помойки. Оформляя машину в лизинг, её «лизят». Приобретая микроволновку, зовут её «мокровей». В магазине просят: «Насласайте сырку граммчиков двести и взвесьте полпаунда колбаски».
За покупками идут «шопиться», у театра ищут «лишний тикет». О поездке говорят: «На корнере сяду на бас до третьего стопа». Покупают к пиву «шримпов» и кричат на весь магазин: «Маня, комон сюда! Здесь ту мач соленых огурцов!» А наиболее популярная профессия не говорящих по-английски «хоуматтенданты» – сиделки для пожилых – на Брайтоне называются «хоматаны».
Живущий в русском гетто народ не учит английский, а при появлении проблем требует переводчика. Ведь вокруг русские магазины, русские врачи, русские ясновидящие и «русское телевидение», транслирующее винегрет из наших криминальных и жёлтых новостей. И получается как в анекдоте: «– Абрам, ты уже выучил английский? – Зачем мне на Брайтоне английский? Я в Америку не хожу!»
Мы со Львом свернули с бордвока в сторону «Миллениума» и затормозили перед необъятной «миргородской лужей», думая, как её преодолеть. Тут у Льва зазвонил телефон, он по-русски поговорил с собеседником, прикрыл динамик и со значением сказал:
– Звонит Слава!
– Кто такой Слава?
– «Слава КПСС» из магазина «Санкт-Петербург», – пояснил Лев. – Хочет забрать весь чемодан книг по 7 долларов. Но по семь не отдавайте, отдавайте по 9!
– А что я скажу людям, пришедшим на встречу?
– Много не придёт, не было времени на рекламу. Да ещё вы какое-то неправильное интервью дали, они тут чуть демонстрацию не устроили. Скажу Славе, что сдаём полчемодана по 9 долларов!
В магазине «Русской книги» на 5-й Авеню, где мы хотели подарить две книги, нам заплатили за каждую по 5 долларов, а на Брайтоне предлагали почти вдвое больше. Для гражданина Америки это считалось бы «успешным бизнесом», но мы были гражданами России и Индии и считали это не успехом, а приколом.
– Пора ехать на выступление, я дам Славе телефон Людмилы, он пришлёт за книгами курьера, – любезно предложил Лев.
Виртуальная Людмила была непосредственным организатором моего выступления.
– А почему в магазине «Слава КПСС» уверял, что по правилам может только брать на реализацию?
– Он думал, вы пришли продать ему книги и что через пять минут после ухода я перезвоню, мол, она согласна сдать весь чемодан. А прошёл час, я не перезваниваю, а вы и вовсе забыли, как его зовут. И Слава занервничал. Это же Брайтон!
– Но мы писатели, а не торговцы книгами.
– Просто вы русские… – он осёкся, глянув на моего мужа. – В смысле… живёте в России. А все, кто живёт тут, вынуждены стать торговцами, независимо от профессии.
И я вспомнила знакомого, уехавшего в застой строителем и вернувшегося домой галеристом. Он позвонил напряжённым голосом:
– У меня к тебе дело!
– Рассказывай.
– Это не телефонный разговор…
– Хочешь