– Вам понравился Нью-Йорк? Вы согласны, что это самый удобный для жизни город в мире? Только, пожалуйста, скажите правду!

Я стала было загибать пальцы, перечисляя впечатления и особенности сервиса, но пара покрытых эмиграционной плесенью Станиславских в унисон заорала:

– Не верю! Вы просто сняли халупу на задворках города!

– Ну, если 79-я улица задворки, то Брайтон… – начала было я, но мне не дали произнести слово «Бирюлёво».

Организаторы поставили точку, спровоцировав овацию, за которой следовали вручение букетов и раздача автографов. А потом грустные женщины стали извиняться за сумасшедших дедов, словно были опозорены членами своей семьи. Ведь ещё Генис писал, что основные темы русских в Америке, это как важно делать в России реформы и какое теперь вокруг них быдло и бескультурье.

Неосознанная, вытесненная ностальгия значительно тяжелее осознанной – при осознанной эмигрант понимает, где болит. А неосознанная – это фантомные боли по ампутированной родине, как по потерянной ноге или руке. Днём от них отвлекает протез, но ночью они берут своё. И человек шарит по воздуху, силясь нащупать «своё, родное, понятное, клеточно совместимое».

Экономические эмигранты наивно просчитывают выгоды, не понимая, что в этом вопросе, как в браке, лучший расчёт – любовь. И, жертвуя фрагментами личности ради денег, они либо загоняют родину в дальний чулан души, либо вытравляют из себя, как отбеливателем выводят пятна, оставляя на ткани дырки.

Можно отрицать недостатки своей страны, как отрицают самого себя целиком и частями, когда не нравится собственный вес, нос, черта характера или достигнутое. Но родина – часть человека, и если этого не объяснили с детства, то обокрали базово. Всё равно, как не объяснили бы, что лицо и руки тоже его часть, и теперь он не знает, чьи они и как их использовать.

Поливая Россию, наши эмигранты не понимают, что для американской идентичности в принципе характерна «двухродинность». Эрик Х.Эриксон писал, что американцы не воспринимают США как «родину» в нежном, ностальгическом смысле «страны предков». «Эту страну» они любят почти с горечью и на удивление неромантично и реалистично.

А реально значимы для них конкретные районы проживания и уровень достижений. И для подобного типа самоидентификации характерно отвечать на вопрос «кто я?» названием района и цифрами дохода, а не глобальной «историей с географией».

Россияне же, понимая себя через дом, двор, школу, город, ощущают себя частью всей страны, а не района и губернии. Для россиян характерна не региональная, а страновáя самоидентификация. Даже объективно изолированные регионы вроде Сахалина, Магадана, Калининграда и т. д., где принято выражение: «Еду на материк!», эмоционально пристегнуты ко всей стране, чего никогда не было и не будет у американцев.

Россия увеличивалась, осваивая, всасывая и адаптируя новые земли, ассимилируя их и адаптируясь к ним. Масштабы сопротивления местного населения были крошечными, русские колонизаторы не замечены в геноциде и рабовладении. Запрет на браки представителей разных сословий был в царской России в сто раз сильнее запрета на браки с людьми другой национальности и другой веры.

Наши колонисты прорастали в глубь Севера, Сибири, Кавказа, Дальнего Востока – женились на местных, роднились, изучали языки, становились метисами и билингвами. Кем угодно, только не захватчиками и эмигрантами. И потому вся Россия говорит по-русски, чокается на Новый год шампанским и закусывет салатом оливье.

Я замужем за «неэкономическим» эмигрантом – как представитель клана коммунистической элиты, он приехал изучать в СССР физику. Влюбился, женился, развелся, но не представлял себе, как оставить дочерей. И главная тема его жизни – невозможность реализовать себя так, как он сделал бы это дома.

И дело даже не в том, что там он звено знатного рода с веками определённой миссией, а здесь – обаятельный экзот с фамилией из двух частей, которую ещё никто не написал с первого раза правильно. А в том, что там его воздух, его солнце, улицы его детства, смешные ему шутки, его родственники, одноклассники, еда, одежда, пластика, музыка, звуки, запахи и ритмы.

По большому счету только там понятно, чего он ожидает от мира и чего мир ожидает от него, а жизнь в России словно странная затянувшаяся командировка, и во время поездок Индия так забирает его на клеточном уровне, что он забывает про Россию и московского человека, которым является всё остальное время.

А когда невтерпеж, что вокруг не Индия, смотрит старое классическое индийское кино и слушает по Интернету чтение мантр, записанное в индуистском храме. И глядя на его лицо в этот момент, можно понять, скольким заплачено за эмиграцию…

Даниел Бурстин писал: «…(в Америке) каждый должен быть готов стать кем-то другим. Быть готовым к любой трансформации своей личности значит стать американцем». Видимо, из-за этого, мимикрируя под американцев, большинство наших эмигрантов переходят на кричалки, начинают гнусавить, странно одеваться, преувеличенно энергично двигаться, скалиться и махать руками. Надеясь, что это подкрашивает образ раскованностью, люди становятся карикатурными и увеличивают собственный психологический износ.

Среди кричалочных сюжетов меня больше всего поразил рассказ приятельницы о том, что её сын с младших классов посещает школьный политический кружок как полезный для поступления в вуз. В кружке дети, среди прочего, посылают свои игрушки солдатам, воюющим в других странах, чтоб поддержать их.

Я напомнила, что солдаты отправлены убивать жителей стран, которые на них не нападали. И услышала в ответ, что солдаты защищают там демократические ценности, и приятельница платит налоги на то, чтобы эти ценности восторжествовали во всём мире, но КГБ запрещает мне понимать это… причём до эмиграции она была вполне умным и вполне сложным человеком.

Попозировав для фоток, я отправилась в кабинет Людмилы. Лев Трахтенберг ушёл пораньше вести радиоэфир, а она сидела перед стопкой непроданных книг и встретила меня возмущённым:

– Ты посмотри на часы! Как тебе это нравится? Курьер вышел из «Санкт-Петербурга», когда мы выехали сюда, и до сих пор не дошёл!

– А администратор? Ну, который «Слава КПСС»?

– Он послал курьера и отключил телефон.

– Заберу оставшиеся книги домой, у меня на носу другая поездка, и нет перевеса багажа. Мы тут практически ничего не купили.

– С ума сошла?! Здешние не знают, где им взять русскую книгу! Я сама у тебя их покупаю, вот деньги. Ты и так в полупустом зале ничего не заработала, а к нам приезжают на заработки!

– На Брайтон на заработки? Да в Москве за такие встречи платят в четыре раза больше, а в российских регионах – в десять!

– Что ты мне рассказываешь? А то сама не знаю! Я же ещё одной ногой в России, ещё квартиру не продала!