‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

  – Не представляю, кто может из такой посуды есть, – подхватила Наташа.

  – Только диснеевский принц, – залилась женщина рядом с Иванушкиной.

  – Не живой мужик из плоти и крови – точно.

  – Откуда несчастным принцессам знать, что нужно живым мужчинам, с кровью и плотью.

  – Без плоти! – фыркнула Иванушкина, заливаясь пошлым, громким смехом. Карима невольно сжалась.

  – Не все такие вездесущие, Наташа, – Карима услышала спокойный голос мамы. – У кого-то нет опыта с живыми мужчинами, а у кого-то к тридцати годам не хватает разума, что над дорогими вещами не смеются, а покупают их, если нравятся. Мужчины из плоти и крови перестали обеспечивать? – после секундной задержки продолжила мама.

  – Если я захочу, этот мужчина обеспечит меня всем, на что я пальцем укажу, – никто из присутствующих не сомневался, о ком шла речь.

  – Ничуть не сомневаюсь в этом, – снисходительно пропела Зарима, Карима в этот момент обернулась, скользнула взглядом по подружкам, потешающимся над ней.

  Почему-то они смотрелись инородными в дорогом магазине, где один комплект постельного белья стоил столько, сколько получала Иванушкина за месяц. Карима никогда не задумывалась над этим, не кичилась, что может купить себе многое из того, о чём одноклассники и подружки не могут мечтать – это было частью её жизни, частью её самой. Как рука или нога, или семья, или Равиль – он её мужчина, а значит, часть её самой.

  – Не дождёшься, – по слогам проговорила Карима, обдав самым уничтожающим взглядом, на который только была способна. Не очень-то у Каримы получалось выражать презрение к людям, тем более по причине бедности, большая часть её друзей была из самых обыкновенных семей, та же Ленка или Горшков. Вот ревность – ревность придала сил Кариме. В итоге она обогнула бывшую любовницу Равиля и выскользнула из магазина, лишь в конце галереи позволив себе шлёпнуться на скамейку для посетителей.

  – Вот сейчас и посмотрим! – снисходительно кинула Иванушкина ей вслед.

  Злые слова звенели в ушах, отдавались болью в сердце, желудке. Накатила ломота в руках, во всём теле, в глазах становилось темно. Откуда несчастной принцессе знать, что нужно мужчинам из плоти и крови? Принцесса – не Наташа Иванушкина, знавшая про крайнюю плоть Равиля… Тошнота подкатила такая, что Карима едва сдержалась, обвела глазами незнакомый торговый центр в поисках уборной.

  – Не обращай внимания, – материализовалась из ниоткуда мама. – Злые – всегда несчастные.

  – Не похожа Иванушкина на несчастную, – пискнула Карима, чувствуя, как от маминых поглаживаний становится легче.

  – Она несчастная, а ты – счастливая. Глупенькая ты у меня ещё… Пойдём-ка в японский ресторан?

  – Японский? – не скрыла удивления Карима. – Ты же не любишь суши, говоришь, что глупости это – жевать слипшийся кусок риса.

  – Всему нужно давать второй шанс. Возможно, первый раз я ошиблась, – мягко улыбнулась мама, Кариме стало веселей.

  Однако чувство тревоги не покидало девушку. Она изо всех сил старалась не думать, но всё равно думала, думала и думала.

  Равиль ещё год назад сказал, что с Иванушкиной расстался, их больше ничего не связывает, ни с кем ничего не связывает. Карима верила, не было повода не верить своему мужчине. Но ведь она не глупенькая принцесса, у мужчин есть желания… Папа, даже живя с мамой, ночуя с ней в одной спальне, проводит время с Дашей – и это только то, что известно Кариме… Иногда он остаётся в городе, а где и с кем – неизвестно.

  Что мешает Равилю поступать точно так же? Иначе, почему Иванушкина так уверенно сказала: «Если я захочу, этот мужчина обеспечит меня всем, на что я пальцем укажу»? Мама Иванушкиной всем рассказывала, что дочка купила жильё в строящемся доме, скоро заедет в свою квартиру. И не в ипотеку, не в рассрочку. Просто купила. Откуда у педиатра в стационаре такие деньги? Карима знала цены на недвижимость и примерно представляла, сколько может получать врач.

  Её словно в воду ледяную окунули. Карима тонула в этой воде, судорогой сводило ноги, руки, грудь, дыхание. Не смогла даже заплакать, ресницы, будто инеем заледенелые, тяжёлые, горят от колючей, режущей корки льда.

  «Сейчас посмотрим». Иванушкина сказала: «Сейчас посмотрим». Что она имела в виду?

  – Мама, я пойду? – неопределённо пробурчала Карима, пряча виноватый взгляд.

  – Водителя возьми, – всё, что услышала в ответ.

  – А ты?

  – Такси вызову, или папа заберёт, должен же кто-то мне составить компанию в поедании миси-супа.

  – Суп мисо, мама.

  – Ох, вечно я всё путаю. Миси, мисо… Поезжай, дочка.

  Карима рванула к выходу, сказала водителю, куда её везти, сжалась, как пружина, готовая ко всему на свете, и уставилась в окно.

  «Посмотрим. Сейчас». Вот и посмотрим.

  У Равиля сегодня отгул, папа сказал – предсвадебные хлопоты. У жениха тоже два костюма, нужно уладить вопросы с поездкой в Турцию, с гостиничным номером, где предполагается первая брачная ночь…. Много дел, очень много. Иванушкина, знающая наверняка, что нужно плоти и крови живого мужчины, может быть одним из пунктов плотного графика Юнусова Равиля.

  Карима позвонила в домофон, Равиль открыл не сразу. Взбежала на третий этаж, лифт ждать не было сил, ворвалась на лестничную площадку и уставилась на растрёпанного жениха, в удивлении смотрящего на гостью.

  – Проходи, – он улыбнулся лишь краешком губ, Карима заглянула в тёмные, сердитые глаза, проигнорировала недовольство, скользнувшее в глубине взгляда, и вошла в квартиру.

  Чисто, пахнет домашней едой, будто только-только женщина вышла за порог. Бросила взгляд в спальню, кровать заправлена, покрывало натянуто, шторы приоткрыты. Солнечный луч скользит через всю комнату, задевая угол изножья кровати и ковра на полу.

  – Ревизия завершена? – услышала спокойный голос Равиля, сжалась. Неужели так заметно? Она ведь старалась... Улыбнулась приветливо, сделала вид, что случайно ехала мимо, и вот… просто так… будто между делом…

  – Я не контролирую! – вырвалось помимо воли у Каримы, выдав самою себя.