(скорее Star Citizen выйдет наконец в полном блеске и великолепии. Или третья «халва»)

Хватка Моники усилилась. Я изо всех сил попытался навесить на морду выражение искреннего участия. Сам же в этот момент понадеялся, что Гару в свое время достаточно молока с творогом ел, кости питал кальцием.

(потом посмотришь на культяпку свою, а она вся мятая и пожеванная, как в мультяшном гэге из 'Тома и Джерри, хихи)

— Успокойся и не бесись, — сказал я, — проехали. Лишний головняк нам с тобой сейчас ни к чему.

— Это т-точно, — согласилась она. На щеках разгорелся румянец, — забавно, я сейчас совсем как Юри. Даже запинаться начала. Переживаю… из-за парня!

Пора бы разрядить обстановку и вообще с этими откровениями заканчивать. Не ровен час Саёри захочет узнать, что же нас так задержало. А еще вода в тапки впиталась, отвратительно, ноль из десяти.

— Пережевывать, конечно, тщательно надо, — глубокомысленно заявил я, — но один и тот же мед в седьмой раз есть невкусно.

— Что?

— Что?

Моника неловко улыбнулась, а потом… пихнула меня в бок. Я скривился и зашипел. Разумеется, она переняла у вредного розового гремлина именно ЭТУ привычку, а не страсть к выпечке или к чтению хентайных комиксов. Потому что наносить простым русским парням увечья легко и приятно. А удар-то у нее мощнее будет, чем у Нацуки, силенок побольше.

— Дурацкая шутка, Гарик, — оценила Моника мои успехи на поприще юмора, — несмешно и, если подумать, гадко.

— Ну, не могут же они все быть великолепными, — просипел я. Способность нормально дышать пропала всего на пару секунд, но скучать по ней начинаешь очень быстро, — эта так, на шесть… с половиной… из десяти.

Моника поежилась и сунула руки в карманы пиджака.

— А у тебя с самооценкой порядок. Бр-р, как же сегодня похолодало резко. Я тогда и правда домой, наверное, не буду тебя задерживать.

Я выпрямился и почувствовал, как что-то кольнуло под ребрами. Сначала подумал, что это последствия внезапного тычка, но быстро понял, что дело в другом. Подозрения вновь подняли голову.

(спроси ее. сейчас, когда вы в глотки друг другу не целитесь, самое время)

— Зачем ты пришла, Моника?

Она посмотрела на меня с удивлением и толикой обиды. Наверное, вот так вот с бухты-барахты спрашивать нельзя, к чувствительным вопросам подводка нужна. Хотя нет, под водку такие беседы тоже не айс.

— Не говори только про планшет. Саёри-то поверит, но мы же знаем, что тебе он задаром не нужен, так ведь? Что тебя сюда привело?

Я был уверен, что у нее найдется куча отговорок, как говорится, на любую букву алфавита. План Б, план В и так до самого конца. Я этот типаж людей прекрасно знаю — они так устроены. Иначе не будут чувствовать себя в безопасности.

Так что рассчитывал услышать много всякого. Стройные, скрупулезно выстроенные версии, недочет в которых смог бы найти только гребаный Шерлок Холмс или на худой конец, тот детектив, которого играл Дэниел Крейг в одной недавней киношке. И то обнаружил закавыку он бы только ночью перед сном, закинувшись кокаином. Не скрою, порадовался бы даже слащавой ерунде вроде «я не нашла тебя дома и отправилась на поиски».

Но к тому, чтобы не услышать… ничего, я готов не был. Только шелест листьев на ветру, звонкий собачий лай вдалеке да треньканье велосипедного звонка (кому вообще в такую погоду взбрело в башку на велопробег отправиться? курьеру разве что).

От Моники — ни слова.

Своим простецким вопросом я, что называется, вскрыл панцири и ткнул эту ниндзя-черепашку прямо в незащищенное пузико. Она вновь стала старательно взгляд отводить. Черт возьми, а и правда напоминает Юри. Осталось только начать волосы без конца теребить и сходство будет мозговыносящим.

(вопрос на миллион, братец, что предпочтешь — волосы без конца или конец без волос? время пошло)

Пошел ты.

Плохо. Очень плохо. Чертовски плохо. Одно это молчание уже дает такую пищу для размышлений, от которой блевать тянет. Не то что бы подтверждает мои догадки параноидальные, но и не опровергает их.

Я вздохнул и размял затекшие пальцы. Они отозвались звонким хрустом. Вообще всегда раздражало, когда кто-то начинает без конца хрупать своими суставами, но сейчас этот звук подействовал успокаивающе. Дал почувствовать, что я живой.

(привязанный к этому телу, но да, живой)

Тот парень в томографе предостерегал же не сильно на Монику «опираться», она, мол, элемент ненадежный, склонный к саботажу. Я его не послушал. Дурак? Наверное, дурак. Но как вы, черт возьми, прикажете быть ловцом во ржи, если один из детей толкает остальных к обрыву? Мне же и его спасти надо в числе прочих.

— Ты поверишь, если я скажу, что пришла извиниться?

Треньканье велосипедного звонка приблизилось, послышался лихорадочный и торопливый стрекот колес. Мимо промчалась девчонка лет тринадцати на здоровенном, совсем не девчачьего вида монстре красного цвета. Мне вдруг резко захотелось отжать у нее велик, вскочить на него и никогда больше не возвращаться в этом район, этот город и разговоров таких больше не вести.

Девчонка быстро скрылась из виду, так что помощи с побегом от вселенной ждать не следовало. Впрочем, зря я заморачивался с поисками ответа. Моника и так его на моем лице прочла.

— Я поняла, — сказала она с горечью, — передай Саёри привет, хорошо?

Она намеревалась повторить тот же самый трюк, что и в клубе — свалить в закат, не прощаясь. Но на сей раз я оказался готов — больше чем на пару шагов не ушла.

— Погоди ты!

Повысил голос я больше из-за расшалившегося ветра, но получилось так зычно, что Моника остановилась. Пригодились все-таки навыки общения в войс-чате. Очень сложно довести до сведения важную информацию, когда один из тиммейтов спамит сэмплами Губки Боба, другой врубает нарезки Куплинова, а третий сидит и во всю глотку орет гимн Советского Союза. Так волей-неволей, а адаптируешься.

— Отомри, морская фигура, — разрешил я, — еще не сказал ничего, а ты уже собралась улизнуть. Невежливо так, Моника, не по-президентски.

Не знаю, почему, но на меня вдруг напало игривое настроение. Как всегда, некстати. Может, это такой новый способ справляться с напряжением разблокировался. Понятия не имею.

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Что за идиотская манера накрутить себя из-за ерунды, а потом творить всякое, основываясь исключительно на этой самой ерунде?