— Вы ставите меня в неловкое положение.

— Это и называется «провести переговоры».

— В таком случае, мой ответ — нет. — Дагомаро твердо посмотрел в черные глаза Арбедалочика. — Может, мы и слабы, но крови вам попортим.

— Вы потеряете все.

— Но не отдам добровольно.

в которой Бабарский выручает, «Амуш» улетает, Помпилио принимает решение, Дагомаро в бешенстве, Накордо совершает неприятное открытие, а Мерсу настигает прошлое

«„На маяке“ разрушен!»

«Любимый ресторан Унигарта разнесен вдребезги!»

«Дикая выходка ужаснула Кардонию!»

— Кажется, я уже читал этот заголовок, — пробормотал Бабарский, изучая выданные полицейским газеты. — Или очень похожий.

— Может, и читали, — кивнул капитан Болгер и строго посмотрел на Бедокура: — Что вам не нравится в наших ресторанах, синьор Хан?

— Они все время попадаются на пути, но тот, о котором вы сейчас говорите, я не выбирал, — попытался объяснить Чира. — Я честно занимался увеселением публики…

— Заткнись! — прошипел ИХ.

Шиф послушался.

Путешествуя по Герметикону, Бедокур изучил огромное количество примет и ритуалов, согласно которым и выстраивал свою жизнь: никогда не пил из щербатой чашки, не играл в кости по вторникам, старался не оказаться третьим и многое, многое другое. Однако существовали два главных правила, действующие вне зависимости от предзнаменований и расположения звезд: всегда слушаться мессера, а сидя в полиции — Бабарского, потому что Бабарский знает.

— Мой друг хотел сказать, что не имеет ничего против унигартских заведений, — деловито объяснил суперкарго. — Более того, местные рестораны отличаются прекрасной кухней и…

— На этот раз за синьором Честером Дитером Ханом числится не только сопротивление при аресте, — широко улыбнулся Болгер. — Но еще нападение на сотрудников полиции и создание организованной преступной группы с целью совершения диверсии.

— Чира? — упавшим голосом поинтересовался ИХ.

— Я ничего такого не замышлял, — честно вытаращился Бедокур. — У кого хочешь спроси.

— Какой еще диверсии? — перешел в контрнаступление суперкарго. — Мой друг даже слова такого не знает.

— Синьор Хан и его приспешник, — полицейский указал на съежившегося на стуле Мерсу, — пытались уничтожить маяк, чтобы… гм… чтобы препятствовать… гм… движению.

— Вы путаетесь, — невинно улыбнулся Бабарский, — минуту назад вы утверждали, что мои друзья пытались уничтожить «На маяке» в силу неприятия местной кулинарии.

— Я ничего такого не говорил, — отрезал капитан. — Зато ваш Честер, который Дитер, пытался скрыться с места преступления, оскорбив действием шестерых полицейских. Трое из них попали в больницу.

— Как же тебя арестовали, бестолочь?

— Он запутался у меня в ногах. — Чира тоже указал на съежившегося Мерсу.

— Я торопился, — объяснил алхимик. И извиняющимся тоном добавил: — Наверное.

— А этот утверждает, что ничего не помнит, — обвиняющим тоном заявил Болгер. — Чем создает препятствие исполнению правосудия, что тоже есть еще одно серьезное преступление.

— Мерса, ты должен сотрудничать с правосудием, раз уж попался, — строго произнес суперкарго.

— Да я ничего не помню!

— Устройство фейерверков в пьяном виде преследуется по закону, — заметил Болгер.

— Мой друг серьезно болен, — сообщил ИХ. — Внезапные провалы в памяти. Есть заключение известного медикуса.

— Устройство фейерверков больными также преследуется по закону. У нас тут порядок, сколько бы вы там себе ни думали.

— А сколько мы не должны думать?

— До трех месяцев тюрьмы.

— А в деньгах?

— Как вы можете говорить о деньгах, когда весь Унигарт спрашивает: доколе инопланетники будут глумиться над гордой Кардонией?

Это высказывание звучало и на прошлой встрече, однако развивать тему суперкарго не стал. Тем более что на этот раз фраза прозвучала цехинов на двадцать громче.

— Журналисты спрашивают? — уточнил ИХ, намекая, что аппетит следует умерить.

— Весь Унигарт, — твердо ответил полицейский, на стороне которого играли «сопротивление при аресте» и «создание преступной группы с целью диверсии». — Вы не слышите, а мне приходится. По долгу службы.

— Предупреждаю сразу: если освобождение окажется дорогим удовольствием, я их вам оставлю, — твердо произнес Бабарский. — Будете судить придурков за «диверсию в пьяном виде».

— Ты кого придурком назвал, гангрена?

— Мне тоже э-э… не понравилось, — пропищал Мерса, но его никто не услышал.

Так же, как и Бедокура.

— У нас суровые законы, — предупредил Болгер.

— А у меня бюджет, нерезиновая судовая касса и бывший пират в капитанах. И фонды на юридическую помощь практически исчерпаны, — развел руками суперкарго. — В Унигарте слишком много ресторанов.

— Возьмите кредит, — предложил капитан.

— Мне проще внести за них залог и посадить на ближайший цеппель куда подальше.

— Это незаконно.

— Ничего, они потерпят.

На несколько секунд помещением завладела техническая пауза: высокие стороны обдумывали происходящее и приводили в порядок аргументы. Позиции полиции казались незыблемыми, но нахохлившийся суперкарго ясно давал понять, что не оценит головы друзей дороже, чем решил.

— Но они на самом деле повредили маяк, — вздохнул Болгер. — Хотели сбежать, а попались по чистой случайности.

— Они подарили городу праздник, — в тон полицейскому ответил ИХ. — Почитайте газеты, капитан, и увидите, в каких восторженных выражениях отзываются о моих друзьях простые унигартцы.

— Журналисты.

— Совесть нации.

— Они не знают, что восхищаются правонарушителями.

— Когда синьор Хан и синьор Мерса поняли, что заряды их великолепного фейерверка взрываются не так, как запланировано, они бросились к людям. Рискуя жизнью, хотели предупредить собравшихся, что…

— Их задержали в трех переулках от маяка, — кисло напомнил полицейский.

— А что, там не было людей?

— Хватит паясничать.

— Если скажете, сколько в деньгах? — уперто повторил ИХ.

— Я должен быть уверен, что вы восстановите маяк, — сдался Болгер. — Иначе мэр с меня шкуру спустит.

— Работы уже начались.

— Я ведь говорил: ночь в тюрьме — и свобода! — Бедокур глубоко вздохнул, с наслаждением втягивая ноздрями свежий утренний воздух.