стоматолога, а тот — на кота. Кот съел уже воробья, еще воробья и в этот самый момент ел синицу, которую даже ощипывать не пришлось. Хрустели косточки, косточки, зрачки у него были широкие, как горошины. Матрасик под ним весь был усыпан перьями. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:21

— …Куда закрывать, там Серёга еще! Серёгу забыли!

— …От двери на шаг отошли, оружие на пол!

— …Да щас, погоди, там Серёга, куда ты закрыл! Ребят, кто там ближе, нажмите, Серёгу запустим...

— …От двери — на шаг!

— …Ты хуй вынь из ушей, товарищ майор, там Серёга остался!..

Все это звучало у ослепшей чиновницы в правом ухе — нечетко, издалека, как если б она лежала на дне бассейна, — а левое звуков не пропускало, и тянулся в нем странный противный свист, словно из головы у нее выходил воздух. Но вместе с тем было ясно, что она все-таки жива и как будто уже находится в тамбуре, хотя и не помнит, как в нем оказалась (вот тут обнаружился странный провал), и оставалось только разобраться с глазами.

— Стоять! — скомандовал телохранитель в черном и очень пыльном костюме, который и правда был в чине майора, хотя и носил штатское. Рябое лицо его побелело еще сильнее, он встал перед дверью и сунул руку за пазуху.

— Серёгу запустим сначала, — ответил ему здоровенный проходчик из Нововолынска, который, напротив, налился краской. — А ну отойди, придавлю, — и качнулся вперед.

Четыре его товарища так же лицами потемнели и на коротышку-майора глядели недобро, а пятый действительно в суматохе остался снаружи, как и злополучный водитель автобуса, беспокоиться за которого было некому. Отряд ополченцев сократился таким образом до семерых человек, и проходчики в нем теперь составляли уверенное большинство.

Бледный майор эту неприятную асимметрию очевидно почувствовал тоже, потому что вытащил из-за пазухи свой неуставный «глок» и направил его бригадиру проходчиков между глаз.

— Не зли меня, дядя, — сказал он глухо. Безгубый рот его дернулся, съехал в сторону. — Сейчас все за Серёгой отправитесь.

— Да ну? — отозвался тот и поднял дробовик.

— Эй-эй, мужики, вы чего, — нервно сказал подводник в борцовке.

— Оружие на пол сложили быстро! — рявкнул маленький пыльный майор, второй рукой вытащил капитанский «макаров» и махнул им в сторону оставшихся членов мятежной бригады.

Те приказа, однако, не послушались, а сделали ровно обратное — сдвинулись поплотнее и в свою очередь вскинули ружья. В тамбуре стало тесно.

— Мужики, вы чего, — снова сказал подводник и довольно резво отступил к стеллажу с респираторами.

Чиновница в липком горячем костюме яростно терла глаза. Кровь бухгалтерши из Лендровера начала застывать; и пальцы, и щеки у чиновницы были скользкие, а ресницы склеились, как будто ее облили краской.

— Everybody be cool, this is a robbery! — неожиданно громко сказал из угла водитель кабриолета и вдруг хихикнул. — Ну вы чё, не смотрели, что ль? Как они кофейню там грабят, Тим Рот и эта, как ее... И вот он стоит там такой с двумя пушками, — тут владелец кабриолета немножко присел, раскинул в стороны руки и показал, как стоит Тим Рот. На его дорогой рубашке не хватало пуговиц, загар под синеватыми лампами выглядел мертвецким. — А, нет, баба! Это баба там с двумя пушками на диване, ну, помните? А Траволта выходит из туалета, и у него тоже пушка. И у Джексона, который за столиком. И они сразу такие: опа! Джексон, короче, целится в Рота! — С этими словами владелец кабриолета нагнулся, поднял с пола свой дробовик и направил его подводнику в могучий живот. Подводник собрался было снова сказать «эй», но передумал и не сказал. — Траволта — в бабу! — продолжал Кабриолет и перевел дробовик на бригадира проходчиков в зеленой майке. Руки у него сильно дрожали, с ладоней капало. Остальные проходчики, майор и подводник следили за перемещениями ствола с одинаковой тревогой, а чиновница по-прежнему не видела ничего, потому что не могла расклеить проклятые ресницы. — А баба, значит, и в Траволту и в Джексона, и руки у нее вот так, — сказал Кабриолет, засмеялся и указал стволом на майора. Лицо у него было мокрое. — А сама стоит и думает такая: и чего делать-то?

— Да ничё не надо. Делать, — осторожно сказал коротышка-майор тем же ласковым голосом, каким раньше говорил с водителем автобуса. Лицо у него тоже стало мокрое. — Тихо, тихо...

— Это знаете, как у них называется? — перебил Кабриолет. — Мексиканская ничья. Патовая ситуация по-любому. Один стрельнул — и тыщ! Тыщ, тыщ! — Ствол прыгнул назад к подводнику, а потом к бригадиру. — Только они-то все киллеры типа, а она — первый раз! И ей страшно до жопы! Вот тебе как, нормально? — спросил Кабриолет и развернулся с дробовиком к майору.

— Нормально, — соврал майор, который забыл про мятежных проходчиков, собственные затекшие руки и даже про пистолеты, а глядел напряженно в черную маcленую дырку. — Ты, короче, это, ты спокойно, короче, давай... — сказал он владельцу кабриолета с явным усилием и заставил себя даже посмотреть ему в глаза.

— Да нормально все, слышишь, ну... — с таким же усилием повторил сбоку здоровяк-бригадир.

Но владелец кабриолета усилий этих не оценил.

— А мне нет, — сказал он, улыбка его перекосилась и стала совсем дикая. — Ни фига не нормально. Мне, блин, страшно до жопы!

Дробовик, глядящий майору в аорту, опять закачался.

— Сука! — взорвалась вдруг коробочка интеркома у дальней двери знакомым старческим голосом. — Допрыгалась, сука тупая?..

Кабриолет вздрогнул, и мокрый палец его вздрогнул на курке. Майор зажмурился, рослый бригадир присел. А чиновница прижала липкие ладони к щекам, рванула и разлепила ресницы.

— …полы будешь мыть у меня! Горшки выносить! — визжал интерком.

Зрение сразу к ней не вернулось, так что коробочку на стене она отыскала почти ощупью и вырубила звук. На пластике остался бурый отпечаток ее ладони, как в фильме про зомби. Бригадиру проходчиков, а он был этих фильмов большой поклонник, показалось даже, что кровавая баба, про которую все и думать забыли, и сама только что поднялась из могилы и откусит сейчас кому-нибудь ухо.

И сперва она правда вроде оскалилась и зарычала, а засохшая кровь на лице у нее пошла трещинами, но потом оказалось, что это кашель, и под носом у бабы надулся живой розоватый пузырь.

 

— Козлы, — сказала чиновница хрипло. — Как же вы меня. Все. Задолбали.

Голос свой она все еще слышала только справа, а с другой стороны было глухо и горячо, как будто забили туда сырую нагретую пробку. И под пробкой застрял тот самый противный свист, а во рту у чиновницы и в носу, на одежде и в волосах — кровь бухгалтерши из Лендровера, и не только, наверное, кровь, но и мозг и осколки зубов. И еще на бедре у нее, похоже, лопнули брюки, или, может, на ней уже вовсе не было брюк. А блокнот со списком пропал и, скорее всего, валялся снаружи. Но зато голова у нее теперь не болела. Мигрень сгинула и отпустила ее, совсем.

— Предохранители проверьте, киллеры, блядь, — тускло сказал майор и первым опустил руки. — Кнопочка такая, справа от курка. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:23

Спустя четыре минуты после выстрела доктор и юный водитель Газели добежали до полицейского Форда и оба изрядно уже запыхались, особенно доктор, которому сильно мешала тяжелая переноска. Газелист тащил коробку с лекарствами, а все-таки был моложе и мог бы бежать быстрее, но коробка