Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как сердце в догматы не куй;
И выше мертвого устава
Горящей жизни поцелуй!
Стр. 145–147. — Об И. С. Рукавишникове см. комментарий к № 19.
Сергей Гедройц (Гедройц Вера Игнатьевна, 1876–1932) — поэт, прозаик, врач, педагог. Потомок литовского княжеского рода, В. И. Гедройц получила домашнее образование, затем училась в Петербурге на курсах П. Ф. Лесгафта. За участие в революционном кружке была сослана, бежала в Швейцарию, где окончила медицинский факультет Лозаннского университета. После возвращения в Россию работала хирургом на Мальцевских заводах, участвовала в Русско-японской войне. В 1909–1917 гг. была старшим ординатором Царскосельского и Павловского госпиталей, входила в круг личных знакомых императрицы Александры Федоровны. С 1922 г. преподавала в Киевском медицинском институте.
Свои художественно-литературные произведения В. И. Гедройц подписывала именем умершего брата. Помимо стихотворений в сборник 1910 г., который стал ее дебютом в печати, вошли «сцена в одном действии» «Мимо счастья», сказки (в прозе) «Три цветка», «Вихрь», «Слободище», «Папоротник и ласточка», «Старый замок». Иллюстрации к книге выполнены О. Ю. Клевером. Суровая оценка Гумилева не стала препятствием для последующего вхождения «Сергея Гедройца» в «Цех поэтов». Г. И. Иванов посвятил ей мемуарный очерк: «Поэта Сергея Г[едройц] “открыл” и приобщил к литературному высшему обществу Гумилев. До этого княжна “блуждала в потемках” — боготворила Щепкину-Куперник и печатала свои стихи на веленевой бумаге с иллюстрациями Клевера... Гумилев дал пятидесятилетней неофитке прочесть Вячеслава Иванова. Княжна прочла, потряслась, сожгла свои бесчисленные стихи и стала писать о “волшбе”» (Иванов Г. В. О Кузмине, поэтессе-хирурге и страдальцах за народ // Иванов III. С. 335). Под маркой «Цеха поэтов» В. И. Гедройц издала (под тем же псевдонимом) книгу стихов «Вег» (1913). О справедливости гумилевского осуждения «действительно ужасных» стихов Гедройц см. в обзоре его критики женских поэтов: Kelly Catriona. Sisters on the Sinister Side: Gumilev as Critic of Women Writers // Rusistika. № 11. 1995. P. 7; см. также: Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. С. 42; Мец А. Г. Новое о Сергее Гедройц // Лица: Биографический альманах. Т. 1. М.-СПб., 1992. С. 291–318).
Стр. 153. — См. комментарий к стр. 134 № 24 наст. тома. Стр. 155. — О «знаковости» имени Апухтина у Гумилева см. выше комментарий к стр. 73; в данном случае имеется в виду конкретное ст-ние «Сумерки (подражание Апухтину)» (Сумерки серые — тени ползучие, / Снежной мятели — песни унылые. / Думы тяжелые — думы забытые, / Звуки далекие — песни любимые...). Стр. 156. — «Продукция беллетриста Владимира Николаевича Гордина (1882 — после 1926) была в это время традиционным объектом насмешки петербургских литераторов — ср. эпиграмму Саши Черного:
Литературного ордена
Рыцари! Встаньте, горим!
Книжка Владимира Гордина
Вышла изданьем вторым
(Сатирикон. 1910. № 10)» (ПРП 1990. С. 306). Стр. 157–161. — Цитируется ст-ние «Брату».
28
Аполлон. 1910. № 9.
ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, СП (Ир), Круг чтения, Изб (Вече), Лекманов.
Дат.: август 1910 г. — по времени публикации.
Перевод на англ. яз. — Lapeza.
Статья «Поэзия в “Весах”» непосредственно связана с историей создания статьи «Жизнь стиха» (см. № 24 наст. тома и комментарии к нему).
27 июля 1910 г. редактор «Аполлона» С. К. Маковский напомнил секретарю журнала Е. А. Зноско-Боровскому о необходимости поместить статью об «идеологии “Весов”», и спрашивал, будут ли написаны статьи М. Кузмина и Гумилева о «Весах» (см.: РНБ. Ф. 124. № 2645; ПРП 1990. С. 306). Волнение Маковского было вызвано тем, что все лето 1910 года «тлел» скандал, вызванный «поминальной» статьей Г. И. Чулкова о «Весах» (см. комментарий к стр. 292–324 № 24 наст. тома). Как и следовало ожидать, гумилевское «дипломатическое добавление» к «Жизни стиха» действия не возымело: обиженные «весовцы» (Брюсов, Андрей Белый, М. Ликиардопуло, Б. Садовской, Эллис и С. М. Соловьев) направили в редакцию «Аполлона» оскорбительное письмо, где Чулкову (устами Пушкина) рекомендовалось «сохранять и в подлости остатки благородства», и потребовали его опубликовать. Маковский счел за благо предложить «протестантам» компромисс: вместо публикации письма — публикацию заметки «От редакции», в которой разъяснялось бы, что в статье Чулкова было выражено частное мнение автора, а редакционное мнение о роли «Весов» в новейшей истории русской литературы появятся в статьях ближайших №№ журнала (см.: Валерий Брюсов. М., 1976. С. 526–530 (Лит. наследство. Т. 85). Компромисс был принят, заметка появилась в № 8; дело было за статьями, которые, явившись в № 9 «Аполлона» (второй была статья М. А. Кузмина «Художественная проза “Весов”»), окончательно исчерпали этот конфликт.
Из сказанного становится ясно, что Гумилев, создавая статью, был изначально связан требованиями «дипломатического» характера — сколь-нибудь ярко выраженный полемический аспект в подобных обстоятельствах был бы неуместным. Тем не менее, несмотря на нарочито-«объективный» тон статьи Гумилева, она содержит целый ряд содержательных нюансов, позволяющих рассматривать ее в ряду программных статей-«манифестов» Гумилева (см. №№ 24, 56 наст. тома и комментарии к ним).
В самом «общем» плане это выражается, во-первых, в том, что, продолжая заявленный в финале «Жизни стиха» тезис о символизме, который «явился следствием зрелости человеческого духа, провозгласившего, что мир есть наше представление» (см. стр. 318–319 № 24 наст. тома и комментарии к ним), Гумилев утверждает в статье в качестве «главного русла» «русского символизма» (стр. 92) ту его версию, которая представлена творчеством В. Я. Брюсова и К. Д. Бальмонта (именно их творчество оказывается в центре внимания автора статьи), вынося, таким образом, эстетические программы их противников за границы собственно «символистского» творчества. Это, — если учитывать «итоговый» характер статьи, выражающей мнение не только Гумилева, но и редакции «Аполлона», — «ставит точку» в главной историко-литературной коллизии, связанной со становлением и деятельностью «Весов» как крупнейшего органа русского символизма: утверждении Брюсовым и его «группой» «индивидуалистического канона символизма» и защиты этого «канона» от всевозможных посягательств как «внешних» (реалисты и неореалисты), так и, главное, «внутренних» (младосимволисты) противников. «Вопрос об индивидуализме был <...> основным для Брюсова, В. Иванова и А. Белого и определил оттенки их идейных отношений в 1904–1905 гг., а также — их разногласия в будущем. «Именно вопрос об индивидуализме, — писал Брюсов в статье «Торжество победителей», — и был той точкой, с которой началось расхождение между членами прежде «единой» школы» ([Весы]. 1907. № 9. С. 56)» (Брюсов и «Весы». С. 169). «К середине 1907 г.