которое они расценивают как «соблазняющее», «провоцирующее», «завлекающее» и т. п., хотя ребёнок, разумеется, не имеет ни малейшего понятия о сексуальной провокации и не умеет пользоваться этим инструментарием для манипулирования партнёром.

Тем не менее, с точки зрения криминальной психологии возможность детского кокетства со стороны Мэри Фэйхан представляется отнюдь не нулевой. Если девочка вбила себе в голову, что управляющий выделяет её из прочих девочек и тайно симпатизирует, то она вполне могла ему подыграть, разумеется, сугубо сообразно собственному понимаю того, как это надлежит делать. Отсюда и сумочка из блестящего металла, и шляпка с красивой бутоньеркой… И предложение пройти вместе с Лео в пустое помещение «металлической мастерской» она могла принять как своего рода приглашение к дальнейшему флирту.

А Лео Франк со своей стороны ошибочно принимал совсем юную девочку-подростка за опытную, зрелую девицу, прекрасно понимающую, что именно она делает и с кем именно. Мэри таковой не была, но Франк этого не понял и обоюдная ошибка привела к трагедии. Когда Лео в полутёмном помещении «металлической мастерской» взял инициативу в свои руки, он столкнулся с неожиданным отказом, возможно, не просто грубым, но и унизительным. Его нервная эмоциональная реакция спровоцировала острый конфликт, в котором каждая из сторон чувствовала себя униженной и оскорбленной. Спонтанный конфликт разрешился несколькими ударами по голове Мэри, её падением и травмой затылка. Не факт, кстати, что она действительно ударилась о суппорт станка Барретта, история с окровавленными волосами, якобы налипшими на рукоять механизма подачи токарного станка, после признаний адвоката Смита выглядит не очень хорошо.

Впрочем, речь сейчас не о Барретте и ни о его станке.

Когда Лео Франк в своих интервью доказывал, что он не изувер, не садист и не извращенец, он, в общем-то, был прав. Он не собирался ни убивать Мэри, ни её насиловать, он всерьёз полагал, что ему удастся соблазнить девочку и их отношения будут долговременными и вполне добровольными. Следует помнить, что понятия «педофилия» тогда не существовало и с точки зрения уголовного закона Джорджии соблазнитель ничего особенно преступного вроде как и не делал.

Предположение о «романтической встречи с убийцей» хорошо объясняет довольно очевидную неподготовленность преступления и явную растерянность убийцы, проявившуюся в неэффективном сокрытии трупа и следов преступления. В канву такого предположения хорошо укладывается сообщение Нины Формби и попытке Лео Франка забронировать комнату в её заведении.

Автор ни в коем случае не настаивает на справедливости версии «романтической встречи» [и вообще не высказывает собственного суждения по описываемым в очерках расследованиям], но считает необходимым обратить внимание читателей на её существование.

б) Трагический исход «дела Лео Франка» в значительной степени оказался предрешён как неудачными высказываниями и поведением главного подозреваемого, так и не до конца понятными действиями его адвокатов. Прочитав большой массив документов, связанный с судебным процессом 1913 г., автор не может не отметить того, что обвинительный приговор тогда вовсе не был предопределён. Обвинение в ходе процесса не раз попадало в положение крайне неловкое и оказалось в конечном итоге крепко скомпрометировано. В этой ситуации строгая, расчётливая защита не позволила бы жюри присяжных единогласно признать Лео Франка виновным [что сделало бы обвинительный вердикт невозможным].

Безусловной ошибкой адвокатов следует признать затеянное защитой обсуждение личности обвиняемого и вызов в суд огромного числа «характерных свидетелей». Этого не надо было делать вообще! Возможность не касаться в ходе процесса личности подсудимого — большое благо для защиты, в данном же случае сама защита этой возможностью пренебрегла.

Ещё более фатальным стало выступление Лео Франка в собственную защиту. Такую речь нельзя было произносить, лучше было бы молчать и далее. На эту тему автор уже высказался ранее, так что нет смысла повторяться, но нельзя не отметить того, что провал защиты во многом объяснялся именно действиями самой защиты, а вовсе не объективным успехом стороны обвинения.

Разумеется, есть вопросы и к самому Лео Франку, который обладал воистину редким даром говорить не то, что следует, и не там, где надо. Но именно для того, чтобы оградить обвиняемого от подобных неудачных слов и поступков, Закон обеспечивает его адвокатской защитой. И в данном случае опция эта не сработала.

Что послужило причиной ошибочных решений адвокатов, разрешивших Лео Франку дать показания в свою защиту и затеявших совершенно излишнюю возню с «характерными свидетелями», автор не знает. Никакой информации на сей счёт автор отыскать не смог. Возможно, внутри адвокатской группы не было единства, возможно, на выбор ошибочной тактики защиты влияли какие-то иные скрытые соображения — тут нам остаётся только гадать.

Но нельзя не признавать того, что «дело Лео Франка» является ярким примером того, как может провалиться в суде даже мощная защита, составленная из лучших адвокатов и располагающая практически неограниченными денежными ресурсами.

в) Следует признать доказанным фактом систематическое нарушение Закона правоохранительными органами Джорджии. Всё «дело Лео Франка» демонстрирует поразительный цинизм «законников» того времени на всех этапах расследования и суда. На страницах этого очерка рассыпаны десятки примеров вопиющего беззакония и наплевательского отношения власть предержащих к рядовым гражданам: свидетель заключается под стражу и к нему не допускают адвоката… в текст официального документа вписывают то, чего свидетель не говорил… суд освобождает свидетеля из-под стражи, а его тут же задерживают детективы и помещают на несколько недель под замок без ордера на арест…

А стиль работы судебной ветви власти вообще смахивает на анекдот. Один только фокус с передачей на рассмотрение судьи апелляции на его же собственный приговор чего стоит! А ведь этот фокус в настоящем деле был проделан фактически дважды [сначала судья Леонард Роан рассматривал апелляцию на собственный приговор, а затем судья Бенджамин Хилл].

Не будет ошибкой сказать, что истину в «деле Лео Франка» похоронила сама же правоохранительная система штата Джорджия. Сейчас мы вполне обоснованно можем сомневаться практически в каждом документе, к составлению которого был причастен солиситор Хьюг Дорси. Мы видели, как солиситор «отшлифовал» показания Джеймса Конли. И мы можем не сомневаться, что если бы Ньют Ли дал слабину и хоть чуть-чуть запутался в своём рассказе, то и его показания солиситор «отшлифовал» бы так, что бедолага сторож оказался бы виноват во всём. Тогда бы Лео Макс Франк в этом расследовании вообще бы не появился.

То, что довольно заурядное убийство девочки превратилось в умопомрачительный паззл, в котором почти каждый весомый довод опровергается не менее весомым контрдоводом и всё это нагромождение улик и фактов вообще не приводится к общему знаменателю