Улыбнувшись Ловат-Смиту, адвокат направился назад к своему столу и сел.

Обвинитель поднялся и разгладил свою мантию, прежде чем выйти на середину зала. Он не глядел по сторонам: глаза его были прикованы к лицу сэра Стэнхоупа.

– Судя по вашим словам, сэр Герберт, вас нельзя назвать дамским угодником. Я правильно понял вас? – Голос Уилберфорса был любезен и гладок и не выдавал паники или поражения. В нем звучало лишь уважение к достойному в глазах собравшихся человеку.

Рэтбоун понимал, что его соперник играет на публику. Ловат-Смит не хуже его ощутил, сколь великолепно выступил в свою защиту хирург. Однако его уверенность невольно встревожила Оливера.

– Да, – осторожно согласился сэр Герберт. – Я не могу причислить себя к подобным людям.

Адвокат закрыл глаза. О боже! Только бы Стэнхоуп не забыл сейчас про его совет! «Короче, короче! – молил про себя Рэтбоун. – Без добавлений и предложений. Не позволяйте ему вести вас, он – ваш враг!»

– Но все же вы должны в достаточной мере понимать женщин… – проговорил Уилберфорс, поднимая брови и широко раскрывая свои светло-серые глаза.

Обвиняемый молчал.

Его защитник облегченно вздохнул.

– Вы женаты, и отнюдь не первый год, – заметил Ловат-Смит. – У вас большая семья… три дочери. Поэтому я бы сказал, что вы скромничаете. Я располагаю неопровержимыми доказательствами того, что ваша семья пребывает в превосходном порядке, а вы – великолепный муж и отец.

– Благодарю вас, – изящно ответил Герберт.

Лицо обвинителя напряглось. Среди присяжных послышался негромкий смешок, мгновенно умолкший.

– Я не намеревался говорить вам комплименты! – резко отозвался Уилберфорс и заторопился под новые смешки из зала: – Я хотел лишь отметить, что вы не столь уж незнакомы с женскими привычками, несмотря на то что хотите заставить нас в это поверить. Вы сами считаете свои отношения с женой великолепными, и у меня нет причин сомневаться в этом. Во всяком случае, ваш брак отличается постоянством и взаимной привязанностью.

Из толпы вновь донесся удивленный смешок… короткий, угасший чуть ли не в тот же миг. Всеобщая симпатия уже принадлежала подсудимому, и обвинитель, осознав это, не стал повторять ту же ошибку.

– А потому я едва ли поверю в вашу невинность. В то, что вы не понимаете женщин и не знаете, как они реагируют на лесть и внимание.

Теперь сэр Герберт уже не мог положиться на наставления адвоката. Хирург остался с глазу на глаз с врагом. Рэтбоун стиснул зубы.

Обвиняемый ненадолго задумался. Харди вопросительно глядел на него.

Ловат-Смит улыбался.

– Едва ли, – наконец ответил медик, поднимая взгляд на Уилберфорса, – можно сравнивать мое отношение к жене и отношение к медсестрам, пусть даже самым лучшим из них, к которым, вне сомнения, принадлежала мисс Бэрримор. Моя жена знает меня и правильно поймет всякий мой поступок и слова. Мне не приходится следить за собой, заботясь, чтобы она поняла меня так, как нужно. Ну, а мои отношения с дочерьми едва ли могут заинтересовать суд. Это совершенно другой вопрос. – Он резко остановился и поглядел на обвинителя.

И присяжные вновь закивали с одобрением и пониманием.

Ловат-Смит чуть переменил направление атаки:

– А кроме мисс Бэрримор, вам приводилось работать с молодыми женщинами из благородных семей, сэр Герберт?

Хирург улыбнулся:

– Сэр, подобные молодые дамы лишь в самое последнее время обратились к занятию медициной. Причиной тому послужил труд мисс Найтингейл в Крыму, и юные леди решили подражать ей. У нас не так много крымских сестер… только покойная мисс Бэрримор и заменившая ее – тоже превосходная сестра – мисс Лэттерли. Кроме них, из женщин благородного происхождения внимание моему госпиталю уделяли только попечительницы – причем их обязанности нельзя назвать работой. Скажем, леди Росс-Гилберт и леди Дэвьет. Их едва ли можно считать романтически настроенными юными дамами.

Оливер облегченно вздохнул. До сих пор его подопечный великолепно справлялся с делом – даже то, что Береника и Калландра далеко не молоды, он высказал в достаточно тактичной форме. Уилберфорс с изяществом воспринял отпор и приступил к делу с новой стороны:

– Если я правильно понимаю, сэр Герберт, в своем госпитале вы привыкли к всеобщему восхищению.

Доктор помедлил.

– Я бы предпочел слово «уважение», – отразил он упрек в явном тщеславии.

– Тем не менее, – улыбнулся Ловат-Смит, обнажая острые ровные зубы, – я имею в виду именно восхищение. Или ваши студенты не восхищаются вами?

– Спросите лучше у них, сэр.

– Ну что вы, не надо, – улыбка обвинителя расширилась. – Зачем эта ложная скромность? Суд – не светский салон, где привыкли к хорошим манерам. – Голос его вдруг сделался жестким. – Вы человек, привыкший к безмерному восхищению. Люди прислушиваются к каждому вашему слову. Суд едва ли поверит, что вы не способны различить низкую лесть и открытое уважение. Кстати, подобное чрезвычайно опасно для личности…

– Практиканты не испытывают ко мне романтических симпатий, – смущенным тоном проговорил подсудимый. – Все они – молодые люди.

Двое или трое присяжных улыбнулись.

– А как насчет медсестер? – настаивал Ловат-Смит, смягчая голосом ожидание в глазах.

– Простите мне излишнюю забывчивость, – терпеливо ответил Стэнхоуп, – но кажется, мы об этом уже говорили. До самых недавних времен к нам поступали женщины не из того класса общества, с кем можно завязывать персональные отношения.

Уилберфорс по-прежнему не обнаруживал разочарования. Он улыбнулся, вновь показав свои зубы:

– А как насчет пациентов, сэр Герберт? Все ли они относились к числу пожилых мужчин и тому социальному классу, с которым не следует завязывать отношения?

Щеки хирурга окрасил медленный румянец.

– Конечно, нет, – сказал он очень спокойно. – Но благодарность пациента – это дело совершенно иное. Мы, врачи, привыкли к понятной и естественной благодарности человека, которого вылечили, желающего воздать должное нашему мастерству, не выражая личных эмоций. Пылкая благодарность быстро проходит и редко длится долго. Большинство медиков привыкли к подобным чувствам и понимают их природу. Глупо даже принимать подобные отношения за любовь.

«Отлично… – подумал Рэтбоун. – А теперь, бога ради, умолкни! Не порть эту мысль продолжением».

Герберт открыл рот… и, словно бы вдруг услышав мысли адвоката, закрыл его.

Ловат-Смит оставался посреди зала. Глядя на свидетеля, он чуть склонил голову набок.

– Итак, невзирая на весь ваш жизненный опыт, усвоенный с женой, дочерьми и вашими признательными и благодарными пациентками, вы испытываете полное удивление, когда речь заходит о том, что Пруденс Бэрримор выражает вам любовь и преданность? А ведь подобная ситуация должна была смутить и встревожить вас – человека, пребывающего в счастливом браке!