— Что-нибудь случилось? — спросил он, и в его голосе я почувствовала растерянность, и это прибавило мне решимости. Только не отпускать его сейчас, не дать опомниться, не дать подготовиться, продумать, позвонить Марку! Я сделала скорбное лицо и слегка кивнула головой, мол, да, случилось.

— Очень важное? — снова спросил Рон. — А то, может, перенесем на часик, у меня важный звонок через двадцать минут.

— Рон, — повторила я, — это срочно и недолго. — По-видимому, в голосе моем было столько напора, что Рон испугался и закивал своей мохнатой головой.

— Ну что, пошли в кафетерий, я заодно там перекушу, — предложил он.

Мы сели за свободный столик, Рон, как всегда, набрал гору бутербродов и, как всегда, предложил мне, и я, как всегда, отказалась.

— Рон, — сказала я серьезно, смотря ему прямо в глаза, хотя бы потому, что в жующий рот смотреть было неохота. — почему ты сказал мне неправду?

Я решила не растягивать, раз времени мало, да и вообще, хорошо вот так сразу, с ходу. Он выпучил на меня глаза, тоже, казалось, жующие бутерброды, а челюсти его замерли, будто онемели, и ничего не смогли произнести.

— Ты мне не сказал, что Марк свои идеи продавал. Ты говорил, что он их раздавал бесплатно.

Казалось, Рон облегченно вздохнул, казалось, он ожидал худшего. К нему тут же, прямо на моих глазах, возвращалась уверенность и невозмутимость: вот рот растянулся в смущенной улыбке, вот к нему вернулся жевательный рефлекс, вот он уже снова заглатывал бутерброд и, заглотив частично, уже приготовился выдать заготовленный ответ... который я, конечно, знаю...

Но тут что-то стремительное мелькнуло у меня в голове, и я, еще не успев понять, что именно, а просто поддавшись мгновенному, бьющему импульсу, остановила своего собеседника.

— Рон, — спросила я более сочувственно, чем обличающе, — ты тоже платишь Марку?

Его лицо снова мгновенно переменилось, как будто мы играем в детскую игру, и я выкрикнула: «замри». Он лишь взглянул на меня растерянно, скорее, даже растерянно-вопрощающе.

«Бум, — подумала я, — попала».

Он молчал, и я знала, он думает, что ответить, и я видела — он ничего не может придумать.

— Нет, — сказал он, потому что больше молчать было неприлично, — я не плачу.

— Он тебя, что ли, по дружбе освободил? — Я не спускала с него взгляда, и, хотя он мне в глаза не смотрел, я опять поняла, что попала. — Вы ведь друзья, Рон!

Рон поднял голову и посмотрел в потолок, я поняла, что он в нокауте, в ступоре, и не может сейчас не то что изворачиваться, но и вообще соображать как следует.

— Ладно, — сказала я, — Рон, сколько можно, давай рассказывай. — Я все еще не знала, что именно хочу услышать, но знала теперь наверняка, что ему есть что рассказать.

— Хорошо, — сказал он, опуская голову и держа глаза хоть и на моем уровне, но стараясь не пересекаться со мной взглядами. — Всего я в любом случае не знаю...

Я подбодрила его слабой улыбкой.

— Лет десять назад Марк работал над одним проектом, очень сложная работа была, впрочем, Марк за простые не брался. Знаешь, у него есть привычка чудить, когда очень сложно, и чем сложнее, тем он чудит забавнее. Он считает, что когда он слишком концентрируется на серьезном, надо чем-то другим, несерьезным, отвлекаться, чтобы не шизануться окончательно.

Он усмехнулся, казалось, первый шок прошел, и он потихоньку приходит в себя.

— Знаю, — сказала я и тоже усмехнулась, я действительно знала. Я понятия не имела, что он собирается рассказать, к чему оно, такое начало, но слушала с интересом.

— Видишь ли, — продолжал Рон, — он всегда выбирает что-то легкое, чтобы отвлекало, но не забивало голову, чтобы в любой момент можно было вернуться. — Я опять усмехнулась, вспомнив детские книжки и рожицы. — Каждый раз, насколько я понимаю, он выбирает что-то новое, и в этот раз он выбрал спорт. Он никогда прежде спортом не увлекался, знаешь, одностороннее воспитание, все с детства считали, что он талантливый математик, и, конечно, никакого спорта. В общем, Марк брал разные видеопленки Олимпийских игр, чемпионатов мира и прочее. На самом деле ему даже было все равно, какой именно вид спорта, для него была интересна сама природа соревнования. Он мог, например, часами, когда отдыхал, смотреть соревнования по стрельбе из лука. Я однажды его застал за этим дома, он сидел и смотрел не отрываясь, как из лука стреляли в мишень. Ты видела когда-нибудь соревнования по стрельбе из лука? — спросил он меня неожиданно. Я пожала плечами, впрочем, мое движение нечего не означало в любом случае.

— Жутко нудно, даже невыносимо нудно. Но его интересовали какие-то странные детали, как они руку ведут, как корпус поворачивают и прочее. Его, знаешь, всегда странные детали и интересуют. Но не в этом дело. Дело в том, что ему все это стало страшно интересно, и, когда он закончил работать над проектом, он даже сделал полугодовой перерыв и почти серьезно занялся шахматами и настольным теннисом.

— Почему шахматами и настольным теннисом? — спросила я, меня действительно удивил выбор. Пока, кроме ответа на вопрос, почему Марк любил аналогии и примеры из спортивной жизни, мне ничего больше из рассказа Рона не открылось.

— Не знаю, — ответил Рон. — Может быть, потому что наиболее доступные, не знаю. В любом случае, он занимался достаточно долго, и даже играл в каких-то турнирах, и даже чего-то выиграл, кажется. Во всяком случае, он туда влез, в спорт, пусть и любительский, и, наблюдая его и изнутри и снаружи конечно же сделал какие-то обобщения, создал очередные свои теории, спорные, как всегда, но ты знаешь — у него манера такая.

— Откуда ты все знаешь так подробно? — спросила я.

— Мы тогда были близки, — ответил Рон, явно удивляясь вопросу, — и Марк мне все тогда рассказывал, ну, я имею в виду, все, что хотел рассказать, — поправился он. — Так вот, однажды, когда, как он говорил, он все про спорт понял, он довольно неожиданно заметил, что нашей жизнью заведуют перворазрядники.

— Это что? — не поняла я.

— Я тоже тогда не понял, но он объяснил. Знаешь фразу, что спорт — упрощенная модель жизни? — Я пожала плечами: может, и знаю, какая разница. — Так вот, Марк утверждал, что практически любого физически и умственно здорового человека можно довести до первого разряда в абсолютно любом виде спорта. Он, конечно, имел в виду условный первый разряд.

Я еще по-прежнему не понимала, о чем речь, но холод вдруг сковал нижнюю часть живота.

— То есть Марк говорил о том, что если мальчика или девочку подхватить вовремя в детстве и правильно развивать и тренировать, то любой, абсолютно любой, независимо от способностей и таланта, легко поднимется до первого разряда. А так как от способностей это не зависит, то и вид спорта не имеет значения. Дальше, говорил он, чтобы вырастить чемпиона, нужно выбрать способного мальчика или способную девочку, или даже талантливую, и тогда есть шанс подняться выше, чем пресловутый, всем доступный первый разряд.