Миранда с Альфредом спустились в зал для допросов, у входа их встретил Илиас. За его спиной стоял Ларгус.

Палач, увидев Миранду, сначала с явной озабоченностью взглянул на неё, потом, переведя взгляд на главного инквизитора, заметил, как тот уважительно пропускает её вперёд, и на его обычно непроницаемом лице промелькнуло подобие улыбки. После чего он тут же быстро склонил голову, видимо, опасаясь, что его улыбку кто-то может увидеть, кроме неё.

– Всё подготовил? – мрачно осведомился Альфред, устремив свой пронзительный взгляд на Илиаса.

– Не извольте беспокоиться, Ваше Святейшество. Подозреваемый готов для допроса, и ему объяснено, чем ему грозит хоть слово лжи.

– Хорошо объяснил? – Альфред повернулся к палачу.

– Я старался, – ещё ниже склоняя голову, тихо выдохнул тот.

– Сейчас постараешься вдвойне, у меня мало времени, – сурово проронил Альфред.

– Понял, – кратко ответил Ларгус и прошёл к пыточному столу.

Тем временем Альфред сделал знак Илиасу удалиться, и тот с поклоном вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Оставшись стоять недалеко от входа, Миранда не могла видеть привязанного к столу шута, но подходить ближе ей не хотелось. Как только она вошла в зал, на неё навалилось состояние отвращения. Воспоминания о времени, проведённом здесь, всплыли столь ярко, что захотелось срочно уйти, даже убежать.

Альфред понял её состояние без слов, взял под локоть, провёл к стоящему поодаль креслу, усадил, после чего негромко проговорил:

– Я понимаю, Ваша Светлость, что это место не особо приятно для вас. Но потерпите немного. Мне надо знать, что послужило основанием столь тяжких обвинений, кои вы приписываете шуту короля, и действительно ли они были.

– Считаете, я могла признаться на исповеди в выдумке? – тут же подыграла ему Миранда.

– Я понимаю, что вам смысла не было так оговаривать себя самой, Ваша Светлость. Но порядок есть порядок. Я должен выслушать непредвзято и другую сторону. Поэтому имейте терпение немного подождать.

– Хорошо, Ваше Святейшество.

– Прекрасно, – проронил Альфред и неспешной походкой подошёл к столу.

По глухому мычанию, долетавшему оттуда, Миранда догадалась, что шуту заткнули рот, после чего Ларгус начал проводить достаточно болезненные манипуляции, способствующие полной откровенности допрашиваемого, как только кляп изо рта у него вынут.

Некоторое время прошло в ожидании, потом Альфред негромко проговорил:

– Достаточно. Я вижу, он готов откровенно побеседовать со мной.

Мычание тут же смолкло, после чего Альфред заговорил вновь:

– Значит так, сейчас предельно откровенно отвечаешь на мои вопросы. Только отвечаешь. Желательно кратко. Попытаешься говорить своё, палач продолжит работу. Понял? Прекрасно… Вынь кляп. Итак, ты действительно сказал герцогине, что считаешь её фейри?

– Ваше Святейшество, – послышался сбивчивый голос шута, – я не это имел в…

Альфред сделал знак рукой, и голос прервался, негромкое звяканье инструментов, и долгое, прерывистое, полное невысказанной муки мычание. После чего Альфред сделал ещё один знак рукой и продолжил:

– Не твоим поганым ртом мой титул называть. Я от тебя лишь краткие ответы слышать хочу. Да или нет. Иногда пояснения к ним, когда спрошу. Третий раз говорить о том сегодня не стану. Сутки палач тебя к следующему разговору готовить будет. Уяснил? Прекрасно. Итак, сказал это или нет?

Послышался сдавленный всхлип, потом тихое: «Да».

– Прекрасно. Тогда следующий вопрос: у тебя были основания для такого обвинения?

Минутная пауза, потом ещё одно тихое: «Да».

– Она обращалась при тебе?

– Нет.

– Пугалась проточной воды?

– Нет.

– Железа?

– Нет.

– Креста?

– Нет.

– Коротко в одном или двух словах причина обвинения.

Ответа не последовало. Пауза затянулась.

– Ты не хочешь говорить? Это зря, – с угрозой в голосе проронил Альфред.

– Я не знаю, что сказать, – тут же испуганно пролепетал в ответ шут.

– То есть причину назвать не можешь?

– Коротко объяснить не могу. Сложно в двух словах.

– Хорошо. У тебя десять слов. Объясняй.

– Это чувство. Я так себя чувствовал рядом с фейри Вальда.

– Ты общался с фейри Вальда?

– Да.

– Она воздействовала на тебя?

– Нет.

– Лжёшь. Раз что-то рядом с ней чувствовал, то явно лжёшь.

– Это никак не повлияло. Клянусь! – тут же испуганно выкрикнул шут, сообразив, чем чревато подобное обвинение. Очарованных фейри приравнивали к пособникам и казнили без суда и следствия. Поскольку считалось, что свободу воли они потеряли.

– Ты лжёшь либо в том, что чувствовал её воздействие, либо в том, что оно не повлияло. Одновременно это быть не может, поскольку фейри очаровывают навсегда и воздействуют лишь так. Итак, ты очарован?

– Нет! Клянусь!

– Значит, воздействия не было?

– Не было…

– Значит, объективных оснований обвинять герцогиню у тебя нет?

– Нет.

– Тогда с какой целью ты её обвинил?

– Я заблуждался.

– Ещё слово лжи, и языка у тебя не будет. Терпеть не могу лжецов и считаю, что язык им ни к чему. Поэтому хорошенько подумай и ответь коротко и по существу. Времени у меня осталось мало. Я тороплюсь, и если долго думать будешь, то я уйду, а тобой палач займётся.

– Мне понравилась герцогиня, – поняв, что выкрутиться другим способом не удастся, шут решил, что частично рассказанная правда может помочь.

– И? – нетерпеливо произнёс Альфред, торопя с пояснениями к ответу.

– Я хотел, напугать её обвинением.

– Зачем?

– Надеялся, она будет сговорчивее, если будет бояться, – в голосе шута послышалась обречённость, он начал понимать, что выкрутиться уже не удастся и кара ему грозит серьёзная.

– То есть ты умышленно и безосновательно обвинил её в надежде, что она разделит с тобой ложе? – усилил нажим Альфред.

– Так далеко я не загадывал. Но, конечно, не отказался бы от такого… – сломленный его напором, нехотя признался тот.

– Ты поступил богомерзко, замышляя склонить к разврату и прелюбодейству мою духовную воспитанницу и наречённую дочь, – в голосе Альфреда зазвучал нарочитый пафос и нескрываемый гнев.

– О, Господи… – тут же испуганно прерывистым голосом запричитал шут, понимая, что подобное родство чревато гораздо более тяжкими последствиями для него, – я не знал о том, что она ваша наречённая дочь. Клянусь! Я не посмел бы… Простите… Я виноват… Очень… Я готов любую епитимью, я любое наказание сам готов принять. Смилостивитесь… Чем угодно готов искупить… Я никому ничего дурного о ней не говорил…

– Действительно никому?

– Я лишь королю сказал однажды, что похожа она на фейри… Но он не поверил мне, и я не говорил больше… Клянусь… А теперь и ему поклясться могу, что ошибся и оговорил её… Простите! Я всё исправлю! Обещаю!

– Заткнись! – хмуро проронил Альфред, и голос шута моментально стих, лишь его едва слышное испуганное поскуливание давало понять Миранде, что замолчал он сам и рот ему не заткнули.

Альфред выдержал долгую паузу, дающую понять, что он размышлял над участью шута, после