– Какие умные сестрички! Фигурка ваша! – вручил им аниматор сахарного Человека-паука.

Другие дети хоть и расстроились, но спорить с результатами честного поединка не стали.

– Ты знала… – шикнула Ира в сторону Аллы, – ты знала слово! Но выиграли мы!

– Поздравляю, – пробубнила Алла. – Никто не любит пауков.

– Это человек!

Но Алла не согласилась:

– Это Паук. Паук-Птицеед.

– Змееед, птицеед! – наперебой голосили Ира с Мирой, убегая на холм. – Змееед, птицеед!

– Я ему голову откушу!

– Нет, я!

– Я – змееед!

– А я – птицеед!

– Кира, – подошла мама к дочке, рисующей вместе с Аллой на асфальте птицу с длинной шеей, Кира закрашивала глаза птицы голубым, а Алла подрисовывала рядом паучка, – позови сестер. Мойте руки и к столу. Максим, Алла, вы тоже. Где девочки?

– На холме.

– Сбегай, позови их, Кира.

– Я помогу! – помчался Максим следом за ней, туда же поплелась и Алла, перешептываясь сама с собой.

Она увидела мальчика Костю в серой футболке и махнула ему рукой. Костя оглянулся и побежал за ней.

– Ира! Мира! – увидела Кира сестер на корнях той же сосны, где недавно стояла сама. – Мама обедать зовет.

– Мне дай укусить! – требовала Мира.

– Нет, он мой! – ссорились сестры из-за фигурки, так и не решив, кто откусит голову.

– Мира, идем, – снова позвала Кира сестер, – Ир, слезайте. Мама ждет.

– Отстань от нас! – швырнула Ира желудь.

Подобрав целую пригоршню желудей, Кира швырнула ею в них обеих.

– Дай поснимать? – попросил Максим камеру у Кости, заметив, что тот слишком долго «тычет» объективом в сторону Киры. – Класс! Крутой зум, но у меня сильнее приближает.

– Попробуй с треноги, – протянул Костя переносной штатив.

Максим установил камеру и навел ее на свою выставленную левую руку, растопырив пальцы. Алла подошла, согнула его мизинец, оставив торчать только четыре пальца.

– Правильно так.

– Отстань, мелкая! – отмахнулся Максим. – А пульт дистанционного управления у камеры есть?

– Там еще прожектор есть выносной в коробке, – хвастался Костя.

– Кира, вы идете? – обернулся Максим на сестер, обстреливающих друг друга желудями и обзывательствами. – Подкинуть снаряд? Тут, кажется, собак выгуливали!

Кира кивнула, и Максим не без удовольствия вложил ей в руку что-то вонючее поверх листьев.

Костя в потасовку не лез, увлеченный своей камерой.

– Я видел диких журавлей. Надо заснять!

– С прожектором! – предложил Максим. – Алка, пошли! Кир, идете?

– Догоню! – крикнула Кира. Запыхавшись, она приближалась к сестрам.

Максим с Костей побежали вниз с холма, оставив тройняшек одних. Пробегая мимо, Алла прошептала Кире на ухо:

– …их он сожрет, а тебя спасет…

– Что? – обернулась Кира, но Алла, размахивая детской пластиковой сумкой, убежала за братом.

– Ладно! – согласилась Мира. – Мы слезем с дерева, если отдашь помаду!

– Помаду?

– Которую тебе Алла подарила!

– Но она моя… Вы и так все у меня отнимаете! – расстроилась Кира, что должна отдать снова то, что принадлежало ей.

– Мы старшие! Все всегда наше! Дай хоть подержать, пожалуйста, Кирочка! – ласково попросила Мира.

Сунув руку в карман, Кира достала тюбик и протянула Мире, и тогда обе девочки схватили сестру за руки, утягивая ее к себе на дерево.

– Нет! – испугалась Кира, обеими руками хватаясь за ствол, что нависал над утесом. – Пожалуйста, хватит! Я боюсь!

– Зайчишка-трусишка! – рассмеялись сестры, держа за руки друг друга, и, чтобы напугать сестру сильнее, подпрыгнули два раза, стоя на соседних ветках.

Кира чувствовала, как ее глаза начинают болеть, словно в них кто-то насыпал битое стекло и песок, но это ощущение прибавило ей сил и смелости. Тело перестало трястись, голова прояснилась. Прижавшись ухом к стволу дерева, она услышала «его» голос.

«Толкни ее… столкни Миру… и сорвутся обе», – прошептало дерево голосом, так похожим на голос Аллы.

– Нет… пожалуйста, – зажмурилась Кира, – я этого не хочу! Не хочу, не хочу!

– Нэ-нэ-нэ!!! – не унимались сестры.

– Будешь знать, как отбирать у меня прыгалки и швырять какашками! – Мира со всей яростью прыгнула на ветку, на которой стояла, чтобы раскачать ствол под Кирой.

Ира повторила за ней:

– Будешь знать, как не отдавать нам помаду!

– Пожалуйста, хватит! – пыталась унять сестер Кира. – Мы упадем!

На голову ей сыпалась жухлая листва, с ветвей вспархивали разгневанные птицы, труха старого дерева липла черным снегом на заплаканные щеки и ледяные пальцы, пока на руку не упало огромное насекомое – паук с щетинистыми лапками, что резво ринулся по рукаву Киры вверх к ее лицу.

Заверещав, Кира зажмурилась и попятилась, похожая на эквилибриста на канате. Спиной она соскочила с накренившегося ствола и повалилась на спину, когда старое гнилое дерево закряхтело, заныло, задвигало кривыми корневищами, хватая торчащими ветвями, так похожими на паучьи лапы, двух детей за серые пушистые кофты.

Ира с Мирой исчезли в темноте захлопнувшейся паучьей пасти выкорчеванного дерева, рухнувшего с утеса в овраг.

Раздались два глухих удара.

Пара диких серых журавлей взмыла к небесам.

Как две души – двух погибших Журавлевых.

Алла обернулась на взлетевших к небу птиц, и клич их был истошно надрывен. Их увидели все, кто был на пикнике.

– Смотри, милый, – опустила Марина голову на плечо мужа, – двое журавлей. Двое…

В груди у нее кольнуло, отдавая в плечо и шею. Оборачиваясь по сторонам, она заметила Максима и Аллу, мальчика в серой футболке, но ее дочерей видно не было.

– Максим, где девочки? Еще где-то на холме?

– Где-то под, – ответила Алла в никуда, зная, что никто ее не услышит.

Когда толпа взрослых оказалась на утесе, они увидели только Киру возле ямы на самом краю. Девочка стояла у обрыва и ни на что не реагировала, плотно сжимая кулак. Кто-то сбил ногой камеру на небольшой треноге, и та укатилась вниз в густую листву.

Много часов подряд Алла наблюдала, как вокруг кричат, орут, рыдают. Как дядя Игорь держит тетю Марину, не давая ей броситься следом за детьми. Как он рвет платье жены, пока она вырывается, как ее локоны выдирают спутанные ветви, когда она пытается пробраться через корни вывернутого наизнанку дерева, под которым ее девочки оказались проткнуты насквозь сломанными стволами и ветками.

Алла подошла к Кире и взяла ее за сжатый кулак, кладя сверху ладошку.

– Они журавли. Они теперь в небе. А ты здесь. Приезжай ко мне через восемь лет. Приедешь?

Кира не ответила.

Ее трясло. Ей было и жарко, и холодно. Она не могла рыдать, не могла дышать, еле понимая, что происходит. Не могла смотреть на мать, которая, проходя мимо, не обняла ее, не успокоила, а отшатнулась, словно увидела призрака.

Кира уже не знала – ее трясут чьи-то