Сейчас Эмре беспомощно следил за новостями. Война Шлиффена грозила нарушить порядок в Османской империи так же, как и в Российской, но Эмре казалось, что в последнее время все как будто бы наладилось. Султана вернули, хоть это и не встретило всеобщего одобрения. Британцы настаивали на своем «протекторате», чтобы обеспечить себе доступ к Суэцкому каналу и нефти с Ближнего Востока, но в остальном не вмешивались во внутренние дела. Что до немцев, те оказались полезными союзниками, пусть и временно: помогали умерить пыл русских, которые намеревались прибрать Константинополь к рукам. Временные союзники. Должно быть, на большее надеяться не стоило.

И вот посреди всего этого бурного исторического водоворота приземлились марсиане.

Во время Второй войны Константинополь отличился тем, что первые марсианские цилиндры упали в пределах города, а именно в более современной его части, которую местные пренебрежительно называли Франгистаном – «городом иноземцев». Тамошние гостиницы, деловые здания и посольства были разрушены подчистую, но мало кто из уцелевших турок об этом скорбел.

Однако вскоре марсиане двинулись дальше.

Они прошли через районы Пера и Галата. Затем боевые машины попросту пересекли вброд Золотой Рог к северу от построенного немцами нового моста и вышли к старому городу. Несколько веков назад древние стены Римской империи не устояли против турецких пушек, а сейчас не смогли остановить тепловой луч. Остается только гадать, ощущали ли марсиане, по какому старинному городу они шагают, высоко вздымая бронированные колпаки над пыльными улицами, рынками и блестящими куполами мечетей. Но могу предположить, что для такой древней расы, как марсиане, даже Константинополь ничем не отличался от наскоро разбитой палатки на обочине.

Их вторжение в Стамбул повергло жителей в шок: в 1922 году связь в большей части империи, даже в старинных городских кварталах, была очень примитивной. Когда появились боевые машины – включили сирену, а местные патрули забегали от двери к двери, звоня в каждый дом. Один из братьев Эмре, таща за собой детей, пришел забрать мать.

К несчастью, про Эмре в общей суматохе позабыли. Раненый солдат, слишком гордый и упрямый, чтобы позвать на помощь, остался в своей комнате в задней части дома.

Поэтому, когда появились марсиане, Эмре был совершенно один.

Первым, что он увидел, был какой-то тонкий столб, проплывший мимо окна. Позже он понял, что видел ногу боевой машины, которая прокладывала себе путь через полуразрушенный квартал, словно взрослый, осторожно ступающий по ковру с разбросанными игрушками.

У Эмре было собственное средство передвижения – нечто вроде приземистой тележки, которую для него смастерил один из братьев. Практичная, но ненавистная Эмре вещь, поскольку она напоминала ему тележку попрошайки. И все же сейчас он, опираясь на свои сильные руки, перебрался на нее из кровати и покатился по пустым коридорам к входной двери.

Что-то шло по улице.

Эмре увидел нечто вроде железного паука, такого огромного, что он перегородил всю улицу, однако передвигавшегося на своих пяти ногах с поразительным изяществом. Его гибкие конечности ощупывали здания по обе стороны улицы, заползали в окна и двери. На спине чудища Эмре разглядел что-то вроде кожаного мешка. Это был марсианин, управляющий машиной. В некоторых местах это было привычной тактикой: марсиане отправляли небольшие многорукие механизмы для разведки в густонаселенные районы перед их уничтожением – или, может быть, в поисках сырья для пропитания. Точно такая же судьба за пятнадцать лет до того едва не настигла Уолтера Дженкинса и священника в разрушенном доме в Шине.

Похоже, марсианин заметил Эмре. Машина остановилась и замерла, жуткая в своей неподвижности. Эмре тоже ждал, сидя в тележке. Они были словно странные двойники – каждый двигался с помощью своего механического приспособления.

Потом Эмре часто задумывался, чем бы закончилась эта встреча, если бы не тот ребенок.

Это был мальчик, которого почему-то бросили здесь, босой, не старше шести, – Эмре, кажется, не знал его. Он замер в дверном проеме, осмотрелся и побежал к Эмре – возможно, первому взрослому, которого увидел за все утро.

Эмре тут же замахал руками.

– Стой! Вернись!

Но марсианин оказался быстрее. Краем глаза Эмре увидел, как металлическое щупальце взмахнуло в воздухе камерой теплового луча, словно волшебной палочкой. Взорвались стены, посыпались стекла, вспыхнули деревянные рамы.

А потом едва видимый луч коснулся ребенка.

В тот день Эмре был не единственным турком, увидевшим марсиан. После вторжения в Англию в 1907 году в Османской империи изучали марсиан как потенциальных врагов, поскольку, помимо прочего, они уничтожили мечеть Шах-Джана в Уокинге, и султан лично отправил гуманитарную помощь местной общине. Даже сейчас храбрый молодой офицер по имени Мустафа Ататюрк руководил обороной древней Святой Софии – героизм, который впоследствии позволил Ататюрку при поддержке Федерации федераций многого достичь на международной арене и совершить немало славных дел. Константинополь был стойким городом: он пережил вторжения, падения империй, землетрясения, пожары, а за последние десятилетия – множество военных переворотов и контрпереворотов. Он бы выстоял и против внеземной угрозы.

Но тогда Эмре ничего этого не знал. Он был один против марсиан. Один, и все же не беспомощен.

Уже десять лет он был калекой, но ему было всего тридцать, и руки его сохранили прежнюю силу. Охваченный гневом, он, изо всех сил отталкиваясь от булыжной мостовой, устремился к марсианину. Эмре надеялся, что успеет продырявить этот кожаный мешок, прежде чем погибнет.

Однако марсианин безучастно смерил его взглядом своих глаз, лишенных век. Затем развернулся и пошел прочь. Эмре пытался было догнать его, но быстро выбился из сил.

Лишь спустя некоторое время Эмре набрался смелости поискать останки мальчика. И по ужасающей иронии обнаружил там, где он стоял, своеобразную игру теней. Тепловой луч прошел настолько стремительно – возможно, в таком тесном пространстве марсианин остерегался запускать его на полную мощность, – что сжег ребенка дотла, но едва задел стену за ним.

На стене осталась тень мальчика, сгоревшего на бегу, словно нарисованная на темной каменной поверхности.

– Улла! Улла!

Вой марсиан раздавался по всему миру: в Америке, Северной и Южной, в Австралии, в Азии – и в Африке.

Ранним воскресным утром, когда марсианские машины продолжали разорять Дурбан, высоко над городом, в предгорьях Драконовых гор, Гопал Тилак встретил женщину из народа зулу. Она сидела одна, сложив рядом скромные пожитки, и утренние лучи освещали ее лицо, лишенное всякого выражения.

Я встретилась с Тилаком намного позже, на руинах Бомбея, и узнала, что он был свидетелем разрушения Дурбана. К тому времени как мы познакомились, Гопал стал преуспевающим юристом, консультировавшим новое независимое индийское правительство о том, как правильно применять законы о правах человека, установленные Федерацией федераций в Басре. В тихой чайной на окраине Бомбея, совершенно английской по духу, Гопал рассказал мне о событиях того ужасного утра и случайной встрече в предгорьях.