депрессию от одного вида такого двора. Когда же бушует гроза с громом и молнией, доктор Франкенштейн оживляет за этими стенами монстров с трупными лицами. Когда поднимается вихрь, лорды-вырожденцы совершают здесь кровавые убийства. Каменные горгульи скривили отвратительные морды и выпучили глаза, ожидая подходящего момента, чтобы спикировать на голову одинокому прохожему. По этим аллеям, на первый взгляд, заброшенного сада, по этому дикому парку, по кладбищенскому ковру гниющих листьев – не стоит гулять в одиночестве. Тишина вечно осеннего поместья и без того делает тебя одиноким среди холодных мыслей.

Ты познавал мир по видеотеке Милого Джейка, и у тебя не могло быть иных ассоциаций. Ты выругался, сплюнул, пнул листья, а они, слипшиеся и тяжелые от грязной сырости, слегка приподнялись – и тут же опали, отравленная мокрота парка.

По широкой лестнице вы поднялись на террасу, которая тянулась вдоль всего фасада здания и была выложена квадратными плитами из белого мрамора. Ты поднял голову, посмотрел вверх: серая стена над тобой, серое небо. За матовым стеклом на третьем этаже – за решеткой – размытое детское лицо.

– Школа.

– Да, Пуньо. Школа.

Через боковую дверь на террасу вышел пожилой мужчина в халате хирурга, обильно испачканном темной кровью. Он несколько раз глубоко вздохнул, заметил вас, моргнул и тут же отступил внутрь.

Девка выкинула окурок и направилась к главному входу, большой стеклянной двери. Она кивнула на тебя; в этот момент, возможно, в первый раз от ворот, она смотрела, видящим взглядом. И слегка улыбалась, в тот момент почти красивая.

– Пошли.

Покупка

– Пошли.

Тебя сейчас повесят, Пуньо, ты повиснешь на фонаре, умрешь, Пуньо; это правда. Здесь и сейчас твоя жизнь заканчивается.

Но ты еще не верил этим шепотам – и это правильно. Хотя уже стоял на крыше машины, уже чувствовал грубую веревку на шее. Лысый натягивал удавку все сильнее. Твою голову развернуло влево.

С той стороны к вам подходили двое мужчин.

– Ну, что там опять, Зазо? – спросил блондин с береттой. Это он отдавал приказы.

Зазо, тот, что пониже ростом, показал быстрым жестом: есть дело. Высокий тип в очках и плаще открыто оценивал тебя и двух других, ожидавших своей очереди на заднем сиденье машины.

Блондин переложил беретту в левую руку и подал Зазо правую. Они молча поздоровались.

– Я хочу их выкупить, – заявил тип в плаще.

От внезапного прилива надежды тебя стало тошнить, ты бы согнулся пополам, если бы мог. Судорожно дернул связанными за спиной руками, нейлоновая веревка вонзилась глубже в тело: она была вместо наручников, которые оказались слишком большими для твоих запястий.

Из-за руля высунулся хромой бородач, у которого от частого вдыхания кокса был хронически заложен нос. Он вышел, потянул носом, захромал.

– В чем дело?

– Так что, вешаем его? – растерянно обратился к блондину лысый.

– Минутку. – Блондин взмахнул пистолетом и кивнул очкарику. – Вы из социальной службы, что ли?

– Это имеет значение? – пробормотал очкарик, вынимая из безразмерного кармана плаща пачку купюр номиналом с большим количеством нулей. – Господин полицейский, а вряд ли сейчас на страже закона. Десять за каждого; этого со шрамом мы не возьмем, слишком старый.

Блондин повернул голову, заморгал в ночь. С места, где они стояли, улица была видна на три квартала в обе стороны, а ты, с высоты своего эшафота, мягко тарахтящего на холостом ходу, видел еще дальше; только ветер играл на ней пустыми пивными банками. Это последние рубежи города, поле битвы в войне с экономикой, многоэтажные здания в процессе приобретения защитного цвета руин. Только тени здесь в избытке; только крысы подают голос. И временами слышно дыхание настоящего города, чьи мрачные менгиры хорошо видны и отсюда контрольной раскладкой огней в окнах квартир очерчивают холодный мрак неба – ночь, а поистине южноамериканская – душная и сырая.

– Мы здесь не торгуем, – процедил полицейский вне службы. – Мы не похитители детей. Мы очищаем город. Это ради общественного блага.

– Да, конечно, вам нет нужды говорить мне, кто вы такие. Я просто хочу их выкупить. Считайте это пожертвованием от спонсора.

– Зазо, что это за клоун?

Зазо пожал плечами, брызнул слюной на потрескавшийся асфальт.

– Он ездит по городу и собирает пацанов, очередной посредник; от хирургов, от сутенеров или от кого там еще… У него есть деньги. Мне что, надо было послать его подальше?

Блондин спрятал беретту в карман плаща, такого же, как и у очкарика. Под незастегнутым плащом у него была только сетчатая майка – очкарик же был одет, как какой-то темный адвокатишка.

– А для чего тебе они?

– На закуску. Какая разница?

– И то верно. Двадцать.

– Двенадцать.

– Двадцать.

– До свидания.

– Зазо?

– О, вы не первые, при мне набрали дюжину. Вон там стоял фургон.

– Ладно, вернись, двенадцать. Эй, сними его! И поставь этого порезанного.

Деньги – рука – карман.

– Как его зовут? – спросил покупатель, показывая на тебя пальцем с золотым перстнем.

– Как его зовут?! – крикнул блондин хромому.

– Пуньо.

– А второго?

– А второго?!

– Эй, как тебя зовут? – рявкнул хромой, тормоша Хуана. Хуан, из-за связанных на спине рук и хорошо заметных в полумраке ран и синяков, не мог выбраться из машины.

– Как? Громче! Говорит, что Хуан. О, блядь!..

Хуан бросился на хромого, сбил его с ног и теперь, стоя на коленях у него на груди, вгрызался ему в лицо. Хромой метался по асфальту, от страшной боли не в силах защищаться. Хуан кусался; он давился кровью, но кусался.

Запаниковавший блондин полез в карман, наткнулся на деньги, яростно вывалил их на землю, выхватил беретту и выстрелил Хуану в голову.

– Черт бы побрал… – бормотал он, собирая купюры.

Зазо и лысый срочно пытались остановить кровотечение у хромого. У того больше не было носа, и это теперь не единственный изъян в его физиономии, впрочем, и прежде отвратительной.

Ты не успел как следует его разглядеть: воспользовавшись суматохой, слез с крыши автомобиля и теперь бежал к перекрестку. Если бы не боль от разодранной кожи заднего прохода и разрывающейся при каждом шаге коросты – ты бы никогда не позволил себя поймать очкарику. А так он догнал тебя и после короткой схватки опрокинул на асфальт, прежде чем ты успел преодолеть половину дистанции. После этого тебя затащили обратно под фонарь.

– Деньги за Хуана, – потребовал покупатель у блондина. – Ты сам ему череп расхуярил.

– Пошел на хер.

– Я что, за труп буду платить?

Блондин приставил ствол беретты к левому стеклу его очков.

– На хер пошел.

Твой хозяин лишь кинул взгляд на хромого, который,