– Ну так представь себе, что Астромант продолжает разрастаться, в течение тысячи, миллиона лет, на всю Солнечную систему.

– Я думал над этим. От чего ты тут на самом деле защищаешься? Он либо дает вам изобретения, либо нет.

– Кто? – взорвался я. – Кто?! Ведь там никого, ничего нет! Хорошо, искусство. Ты приглядывался к этому космоарту? Там ничего нет. Красота в глазах смотрящего. Точно так же не Астромант создает смыслы – это мы обрисовываем во мраке хищника, наше представление о хищнике. Возможно, так было с самого начала, и, возможно, это чистейшая наука; мы встретили здесь, среди звезд, квинтэссенцию науки.

Он смотрел на меня почти с ужасом.

– Что-то с тобой не так, Доктор. Ты тоже вернулся от Астроманта, – он покрутил рукой в воздухе, – с поехавшей крышей. Сам-то хоть понимаешь, что несешь полнейшую чушь?

– Чушь?

– Что с тобой там случилось? – он протянул ко мне руку. – И этот приказ для Марабу. Послушай…

– Чушь?

– Сам подумай. Как так может быть? Пусть даже существует такой «стоп» прогресса. И не Астромант, только – в глазах смотрящего. То есть кого? Всех тех космонавтов, всех нас в космических кораблях, на системных базах, которые сталкивались с испражнениями Астроманта? Каким чудом именно наш, их разум вдруг преодолел барьер «стопа»?

– Да, да, ты прав… Это должна быть причина, – я начал загибать пальцы, – во-первых, независимая, во-вторых, охватывающая космонавтов и вообще внеземной системный персонал, может, за исключением коммунистических государств, но не охватывающая всех людей на Земле, в-третьих, такая, которая не существовала всегда, но возникла полтора десятка лет назад – когда точно начался культ Астроманта?

– Вот видишь…

– А у них ведь слетают шестеренки в головах, даже когда нет Астромантовского генератора роршахианов в роли катализатора, хватает любого повода. С этого все начинается! Потому столько кораблей не возвращается, отсюда кровавые трагедии среди команд в длительных рейсах, вспышки заговоров, легкость гнусных замыслов. Да. Что-то в разумах, что-то в мозгах.

– Доктор…

– Пассажир подозревал вирус. Но как им заражаются? Поодиночке? Нет, – я оттолкнулся в сторону двери. – Мы это едим! Пьем! Флудс Фудс! Достаточно лишь проникнуть на главную фабрику Флудса на Венере. И все! На каждом корабле, на каждой базе, на каждой орбите! Единственное подходящее объяснение!

Я выскочил в коридор и помчался в кают-компанию. К стене был привинчен ровный ряд податчиков пищи с облезлыми эмблемами ФФ. Я нажал на кнопки. Зашумело, забулькало, рыгнуло горячей кашицей. Я осторожно попробовал ее на вкус.

Но, естественно, я ничего не мог почувствовать, да и с чего бы? Еда космонавтов всегда была и будет отвратительной, никто этому не удивляется. Я попытался заглянуть в трубы, соединявшие машины с резервуаром биомассы где-то в потрохах «Бегемота». Как и каждый межорбитальный корабль, он располагал собственными системами рециркуляции воздуха и органической материи, мы жили в условиях замкнутого цикла. ФФ отвечала за способы переработки воды и биомассы, за одноразовые добавки, а также за доставку изначально безопасного базового набора белков, сахаров, жиров и витаминов. Вмешательство могло произойти в нескольких разных местах, не обязательно в каждой дозирующей машине по отдельности. Навигатор наблюдал с порога кают-компании, как я с помощью долота и отвертки разбираю флудсовскую молочную ферму, провожу вивисекцию резиновых трубок и стеклянных насосов, как вокруг моей головы кружат пузыри липкой жидкости. Он не говорил ни слова.

Не разговаривали мы и после, когда он уже занялся маневрами, отцепляя груз и подводя «Бегемота» к руинам кораблей. Я был на мостике, помогая просматривать на оптике и радаре пространство перед голым носом корабля – мы летели прямо в гущу каменных и металлических обломков, и нам на самом деле не хватало еще двух, а может, и трех пар глаз, мы основательно ободрали кормовую антенну, отломали четвертый телетактор. Но даже в момент соприкосновения масс, когда стометровые лапы обойм толкателя соскальзывали по неровной кривизне порцелитового борта «Беовульфа», и от рубки управления до титановых потрохов привода по стальным позвоночникам «Бегемота» расходился пронзительный скрежет, когда после первого удара тяги вся путаница астероидных обломков и машинных руин распухла-расцвела перед нами на экранах, словно планетоклазменная гидра, и мы не знали, не могли знать, выдержит ли Астромант этот удар, или тоже раскрошится в километровое облако наэлектризованного железа вместе с остальным конвульсивно дергающимся кладбищем инженерии, – даже тогда мы не обменялись ни единым словом. То был заговор изменников, молчаливый союз вероломных, разбойничий шах-пакт.

Стояли ли перед глазами Навигатора все те же страшные очевидности, что и перед моими? Как могло быть иначе? Погасив тягу, мы записали новые координаты – тем самым поделив секрет на два и размножив его до бесконечности. Кому еще выдаст его второй? Какой обман он уже приготовил? Когда он ударит меня ножом в спину? Пока живы двое, никто не будет в безопасности. Кто первым успеет вернуться сюда с Юпитера? Кто продаст Астроманта, отдавшись под защиту высших сил? А ведь у него, Навигатора, с самого начала имелся план. Кому предназначался его сигнал с выпущенного буя? «Репетуге»? Сообщникам в Поясе? Не для Астроманта же, как он пытался нас убедить? Он не хотел признаваться, но план у него был, был.

Мне грозила опасность, даже если бы я заперся в каюте или в лазарете – Навигатор мог добраться до систем жизнеобеспечения, из рубки управления или местного узла, дистанционно задушив меня или заморозив. Что было делать? Я начал носить с собой кислородный аппарат, а потом вообще перестал снимать скафандр, только шлем. Но и тогда Навигатор мог застичь меня врасплох, хотя бы пустив в воздуховоды быстродействующий яд или вирус, какой-нибудь по-настоящему смертельный грипп. Я начал спать в «жемчужине»; в капсулах имелись независимые системы жизнеобеспечения. Пришлось также сменить шифр ее вакуумного шлюза. Однако я подозревал, что Навигатор сумел бы обойти электронику замка, он разбирался в этом намного лучше меня. В конце концов дошло до того, что я спал в скафандре.

Естественно, я был бы полным глупцом, доверяя еде из машин, подключенных к замкнутому циклу «Бегемота». Ее мог отравить на Венере Флудс, мог отравить и здесь Навигатор. Я ограбил каюту Радиста, забрав его запасы сухарей, консервированной говядины, пастеризованных компотов. Разобрав податчик еды, я исследовал состав калорийной массы в поисках неположенных ингредиентов. И именно за микроскопом меня застал сигнал перегрузки. Волоча ногами при одном «же», я вскарабкался на мостик. Неподалеку от прицельного перекрестия на главном экране мерцало пятнышко Юпитера. Навигатор меня даже не спросил. Вчера вечером стрелки на циферблатах солнечного излучения ушли с красных полей. Он