Почувствуй.

Пожалуйста…

Мои пальцы леденеют.

Оборачиваюсь. Окно приоткрыто. Тихо закрываю. Выключаю ночник.

Ася громко вздыхает во сне.

Нет, я не отменю эту поездку.

И не останусь здесь, чтобы продолжить этот спаринг.

Я уже проиграл. Нет смысла.

Чем дольше я буду стоять на ногах, тем остервенелей она будет бить по мне. Сейчас ее время крушить. И теперь я должен закрыть рот.

Кофе… сигарета… кресло…

Утро…

Мне пора.

Нет, до самолета еще долго. Но…

Смотрю на себя в зеркало. Не вижу себя. Мне нужно оставить ей ключи. Это как подставить заряженный ствол к виску и положить палец на курок. Нажмешь Женечка?

Нет… Я не воспроизведу твое действие в реале, если ты сделаешь так. Нет. Я вернусь. Я найду тебя. Верну тебя. Какой кровью? Не знаю. Видимо, своей. Как всегда. Мне страшно представить цену. В груди назойливо тянет. Нитроглицерин?.. Или забить? Тебе станет легче жить, если я начну забивать себе такие голы?

Ключи…

И да… Мне есть что сказать. Отрываю от блокнота листок.

«Он дал вам 20 долларов, а я десять. Ты думаешь, что он лучше, потому что дал больше, но у него было 200 долларов, а у меня 10». И я не о деньгах, моя девочка. У него еще будет жена, дети, которых он будет любить не меньше, а может и больше, чем Асю. А у меня, кроме вас, никогда никого не будет. Я даю все, что есть.»

Ключ сверху.

Не тороплюсь входить в здание. Мне хочется подышать.

И опустив сумку на снег, просто стою у входа в здание аэропорта. Регистрация уже открыта. До самолета еще пара часов.

Надо идти…

Забираю со стойки билет.

Все тело ломит. Надо скорее пройти контроль и присесть.

Закидываю сумку на плечо, морщась от боли в руках.

— Оле-е-ег!

Ася?

Врезается мне в ноги, пытаясь вскарабкаться выше.

Ася…

С усилием поднимаю одеревеневшими мышцами.

Обнимает, кладя голову мне на плечо.

Поворачиваюсь, встречаясь глазами с Женей.

Ася шепчет мне.

— Ты вчера заболел?..

Киваю.

— Потому что мамуля… ммм… дурёшка?

Мои губы неконтролируемо растягиваются в улыбке.

Киваю.

— Ты вернешься?…

— Обязательно.

Мои ведьмы спят. Одна у меня на руках, вторая рядом, положив голову мне на плечо. У нас еще минут сорок…

Женя неправа. Я люблю Асю. Женю я люблю за то, какая она есть. А Асю за то, что она тоже Женя, но совершенно не такая, как Женя. Такой вот парадокс.

Мне нравится Лион. Нравиться даже больше, чем Париж. Быть может, потому, что я вырос здесь. Завтра я улетаю в Италию. А сегодня — гуляю по старому городу. Это моё детство. Мне бы хотелось разделить эту прогулку с Женечкой. Делаю несколько фото для неё. Из динамиков играют старые песни. Во Франции еще золотая осень.

Французская речь ласкает мой слух. Но в женском исполнении русская, как не странно, больше. Хотя этот язык совершенно не мелодичен.

Ноги автоматически выводят меня к зданию старого пансионата, где я учился и жил. Часть корпусов в реставрации, в главном — музей. Когда-то здесь был монастырь.

Лестница стерта тысячами ног.

В том числе и моими.

Захожу внутрь. В этот раз не для того, чтобы полюбоваться произведениями искусства. Просто ностальгия. Наверное, старею.

Нет, я не любил это место и не был здесь счастлив. Мне было ровно. Но очень многое произошло со мной тут впервые.

Вот здесь, у лесницы — первая серьезная драка и разбитый в кровь нос. Я был несговорчив и остр на язык. Мне пришлось быстро учиться драться.

Здесь… — сворачиваю в левую залу, — был кабинет музыки. И меня года три насиловали вокалом, возлагая большие надежды, пока я не научился качественно фальшивить.

Дальше… здесь раньше был спортзал. И, первый человек, которым я очаровался после отца — тренер по Джиу. Я был любимчиком. Он это не демонстрировал, требуя с меня больше, чем с остальных, все время критиковал и поучал. Говорят, он разбился сразу после моего отъезда. Практически все, что я знаю о своем теле, как механической машине — это от него.

Там, на втором этаже — спальни. Туда я не хочу. Это был тридцатигласый ад. Похуже, чем этикет и бальные танцы. Никогда не было там тихо. Даже ночью.

Проход в сад закрыт решеткой. Делаю несколько фото на телефон.

Да… воспоминаний много.

Мой первый секс случился здесь. Мне не пришлось делать для этого никаких усилий, как другим. В моей жизни всегда все было как в истории о Говарде Кнолле:

«Она не стоила мне ни пенса.

Ни одного усилия, даже танца.

Почему я прошу только сигарету, они мне уже «останься»?

Ослабляю галстук, они мне уже «разденься»?

Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,

Эти люди мне просто не оставляют шанса».

Сначала я пользовался этим. Потом заскучал… Ударился в извращения и форматы. Потом заскучал и от этого. Пусто. Устал искать чего-нибудь эдакого, будоражащего нервы и… все устаканил в удобном для себя режиме.

Женя всё изменила. Диаметрально. Но я с удовольствием и азартом учился бесконечно завоевывать эту девочку, сворачивать горы, делать невозможное, ломать себя, строить заново, конкурировать… Это стало образом жизни. Она сделала меня мужчиной в полном смысле этого слова. В плане управления реальностью другого человека и полной ответственности за это. Женя не оставляет шанса оставаться «невинным».

Шесть…

Через час у меня заказан столик в ресторане. Это моя традиция — ужинать там перед отлетом.

Терраса открывает вид на центр города. Это один из лучших ресторанов Европы. Но на удивление спокойный.

Я ем трюфель, но вспоминаю Женькины грузди и ее «мужской вариант простого сибирского счастья». Да. Франция прекрасна, но я хочу домой.

Скучаю…

Сколько раз я пытался съездить с ней куда-то? Во Францию, в Италию, Грецию! Да просто элементарно в Турцию или Питер. Но как заговоренная, она не могла по какой-то причине выехать из Сибири. То не подтверждают Шенген, то теряет паспорт, то… Да все что угодно. Ареал обитания — Сибирь. И вот опять. Ася невыездная. Но в этот раз я полон решимости разобрать и эту стену на кирпичики. Может, мы и не уедем отсюда насовсем, но в Европу я ее свожу и на море.