Ясно одно: Эпафродит, будучи вольноотпущенником, по самому своему статусу был презираем римской знатью, но одновременно был очень образованным по понятиям своего времени человеком, страстным библиофилом (а собрать большую библиотеку в ту эпоху могли позволить себе только очень богатые люди).

Современники описывали покровителя Иосифа как «большого, черного и подобного слону», из чего делается вывод, что, скорее всего, он был чернокожим и страдал от излишнего веса или был болен водянкой.

Интересовавшийся буквально всем на свете, в том числе евреями, их религией и историей, Эпафродит и подтолкнул Иосифа к написанию книги, которая рассказала бы Риму и всему эллинистическому миру историю этого странного народа в предельно ясной и занимательной форме.

Впрочем, и это — не более чем одна из версий.

По другой, вполне равноценной и столь же бездоказательной версии, идея написания такого труда принадлежала самому Иосифу. Не следует забывать, что в 80-е годы события Иудейской войны были еще у многих свежи в памяти, всё больше впечатываясь в римский этос. Победа в той войне по-прежнему считалась наиважнейшей, и монеты с надписью: «Побежденная Иудея» чеканились еще долго.

Смерть Тита вновь напомнила о ней Риму, и в 81 году в память об императоре Сенат построил трехпролетную арку Тита возле ипподрома Циркус Максимус, а в 82-м Домициан воздвиг ту самую знаменитую однопролетную арку его имени высотой свыше 15 метров с барельефами, изображающими пленных иудеев и взятые в Иерусалиме трофеи[65].

Отношение к евреям в Риме и на всей территории империи было крайне противоречивым — от восхищения до ненависти. Но интерес к ним был всеобщим, особенно с учетом усиливающегося распространения христианства и того, что римское общество почти ничего не знало об истории и культуре этого народа и питалось по этому поводу различными домыслами.

Таким образом, задача написания «книги о евреях для римлян и греков», охватывающей период «с глубокой древности до наших дней» (то есть до начала Иудейского восстания) была и в самом деле чрезвычайно актуальной. И трудно было найти для ее реализации более подходящую фигуру, чем Иосиф, блестяще владеющий пером, обладающий хорошим еврейским образованием и одновременно прекрасно знакомый с обоими мирами — римским и еврейским, и умеющий говорить с теми и другими на языках их культурных кодов.

Иосиф с энтузиазмом взялся за дело, но вскоре понял, что взвалил на себя поистине колоссальную задачу, отнимавшую все его время. Вдобавок ему по-прежнему требовался помощник-редактор, а его услуги стоили недешево, и сам Иосиф их оплачивать был либо не в состоянии, либо попросту не готов. Он отчаялся и уже готов был бросить работу, но тут-то и появился Эпафродит в качестве спонсора его второго, даже более грандиозного, чем первый, литературного проекта.

Не исключено, что между Иосифом и Эпафродитом был заключен обычный договор между писателем и издателем — с оговоренными сроками сдачи каждой книги и каждого тома. И взятые обязательства помогли Иосифу быстрее продвигаться с работой — отсюда и его замечание, что Эпафродит помог ему преодолеть его «лень».

* * *

Написав «Иудейскую войну», а затем и «Иудейские древности» и трактат «Против Апиона», Иосиф Флавий стал, по сути дела, первым еврейским историком в максимально близком к современному значению этого слова.

Вне сомнения, многие книги Священного Писания, такие как «Книга судей», «Книги царств», «Параполименон» или «Книги Маккавеев», носят исторический характер, поскольку рассказывают, причем предельно объективно, о реальных исторических событиях. Да и Пятикнижие при всем своем упоре на ритуальные и повседневные законы несет в себе массу достоверной исторической информации. Но их авторы все же ставили перед собой несколько иные задачи, чем изложение истории, а для Иосифа эта задача была первоочередной.

Нет сомнений и в том, что попытки познакомить эллинистический мир с евреями предпринимались и ранее, и Иосиф в «Предисловии» к «Древностям» справедливо относит к таким попыткам «Септуагинту» — перевод Пятикнижия на греческий язык, осуществленный 70 еврейскими мудрецами по указанию царя Египта Птолемея Филадельфа еще в III веке до н. э. Кроме того, было и множество других сочинений еврейских авторов на греческом языке, посвященных библейским сюжетам или тем или иным событиям их национальной истории, причем самых различных жанров. Но почти все они так и остались неизвестными широкой публики и носили фрагментарный характер.

Столь масштабный, систематический и охватывающий первые два тысячелетия еврейской истории труд, да еще и адресованный не только и даже не столько евреям, сколько всему миру, и в самом деле создавался впервые.

Понятно, что «Древности» рождались не на пустом месте: при их написании Иосиф отталкивался от опыта Полибия и других римских историков, но в первую очередь, разумеется, от «Римских древностей» Дионисия Галикарнасского — и именно этим объясняется перекличка названий этих двух трудов.

Дионисий Галикарнасский, живший в I веке до н. э., видел свою задачу в том, чтобы пересказать грекоязычному читателю римскую историю с незапамятных времен, осветив при этом непонятные им явления римской жизни.

«Отсюда, — говорится в аннотации к переводу „Римских древностей“ на русский язык, — его внимание к мелочам, к деталям, на чем обычно не останавливались собственно римские авторы, писавшие на латинском языке для римлян, которые не нуждались в объяснении того, что было неизвестно грекам».

Так как перед Иосифом Флавием стояла сходная задача, то он использовал многие методологические наработки Дионисия, хотя в итоге книга у него, безусловно, получилась новаторской.

Цели ее написания он предельно ясно излагает в «Предисловии автора»: «Именно, с одной стороны, я, как личный участник, чувствовал необходимость описать происшедшую у нас, иудеев, с римлянами войну, все ее перипетии и конец, ввиду того что существуют лица, исказившие в своих на этот счет описаниях истину.

С другой же стороны, я взялся за настоящее сочинение, полагая, что содержание его будет достойно возбудить к себе интерес со стороны греков, так как здесь имеется в виду представить картину всех наших древностей и нашего государственного устройства, критически выведенную из еврейских сочинений. Ведь уже раньше, когда я описывал [Иудейскую] войну, я подумывал, не показать ли, кто такие по своему происхождению иудеи, каким превратностям судьбы они подвергались, какой законодатель воспитал в них стремление к благочестию и побуждал их развивать в себе добродетель, какие войны вели они в продолжительный период времени своего существования и как они, против своего собственного желания, впутались в свою последнюю войну с римлянами» (ИД, Пред.: 2).

При этом, готовясь вести речь об истории своего народа, Иосиф декларирует намерение не отступать от главного принципа Священного Писания, согласно которому вся история евреев — это, прежде всего, история их взаимоотношений с Богом: «Во всяком же