Несмотря на глубокую старость тети Лиды, у нее была мама, проживавшая вместе с Грайворонскими, тоже очень приятная бабуля. Она кормила детей невероятно вкусными сырниками и никогда не цеплялась с домашними заданиями.

В общем, ребята хорошо проводили время. Оба они соображали в точных науках, и Вася уговаривал Диму идти с ним в университет, но Шевелев мечтал о путешествиях, поэтому бросил друга и двинул в Макаровку. У каждого появились свои интересы, новая компания, и дружба потихоньку увяла, но не засохла окончательно. Этому поспособствовали и родители – Дима скучал по тете Лиде (бабушка к тому времени умерла), а Павел Дмитриевич периодически справлялся про Васю. К слову, он был единственным приятелем Димы, которого отец разрешал приводить в дом.

Подумав немного, Дима признался, что ему всегда было с Васей немного скучновато, но ничего плохого он за другом никогда не замечал. Вася ни разу его не подставил и не предал, это самое главное.

Вроде бы парень говорил искренне, но у Надежды Георгиевны сложилось впечатление, будто он все-таки что-то скрывает. Недоговаривает что-то.

– А ты так с отцом и не видишься? – осторожно спросила она.

Дима энергично покачал головой:

– Нет.

– Знаешь, сегодня я услышала очень мудрые слова: всегда кончается одинаково. Примирение родителей и детей наступает всегда.

– Не всегда.

– Ладно, извини.

– Да ничего, – Дима усмехнулся, – я привык. Бабушка меня окучивает, Нина, даже тетя Лида. Надо, мол, прощать.

– Надо.

Дима помолчал. Встал, налил еще воды в кастрюльку, поставил на огонь и остался смотреть, как она закипает.

– Тетя Надя, я давно простил, – сказал он, улыбнувшись совсем по-детски, – и я простил, и папа меня простил. Только так уж вышло, что мы никак не можем больше общаться, это уже вопрос скорее гигиены, чем чего-то другого.

Дима приготовил Надежде Георгиевне еще бутерброд, она быстро съела и попросила показать квартиру. Пожав плечами, Дима повел ее на экскурсию, оказавшуюся очень короткой: кухня, санузел, коридор, комната. Надежда Георгиевна ахала, восхищалась непонятно чем (типовой проект, стандартная отделка), заглядывала во все углы и, войдя в роль бесцеремонной настырной тетушки, высказалась в том смысле, что Дима давно должен был жениться. Тогда и на двухкомнатную можно было претендовать, и кушал бы он сейчас не тушенку с хлебом, а суп, второе и компот.

Дима ничего не ответил, но во взгляде серых льдистых глаз появилось раздражение.

Никаких следов пингвина в квартире не нашлось, и Надежда Георгиевна собралась домой. Шевелев проводил ее до остановки и был настолько галантен, что дождался с нею трамвая. Забравшись в раскачивающуюся и дребезжащую железную коробку, Надежда Георгиевна села возле окна и стала думать, глядя на проплывающий мимо пейзаж – пустыри и новостройки. Типовые блочные дома красят в веселенькие цвета, но пройдет лет десять, прежде чем этот район перестанет навевать уныние. Сын второго секретаря мог рассчитывать совсем на другое жилье и вообще на другую судьбу.

Пусть бы оставался гидрографом и путешественником, но должен был жениться задолго до двадцати пяти на хорошей девочке «нашего круга». По любви, конечно же, но именно что по правильной и благоразумной любви, а не от оголтелой похоти, заставляющей путаться с совершенно неподобающими девками. Мудрый отец объяснит, что если жениться по правильной любви, то потом девок будет сколько хочешь, а если от похоти – то всего одна до конца жизни.

Да, если бы все по плану, сейчас Димина жена как раз должна бы ждать второго ребенка, и ни в какую Антарктиду он бы не собирался, а занимал должность с хорошей перспективой и писал бы докторскую. Уж точно бы не знал, что такое абажур из газеты и тушенка.

Надежда Георгиевна загрустила. Трамвай остановился, со вздохом и скрипом открылась дверь, вошли две девчонки лет десяти и, непрерывно хихикая, подошли к кассе. Надежда Георгиевна вдруг с ужасом сообразила, что забыла оплатить проезд. Какой позор! Она поскорее нашла в кошельке три копейки, бросила их в щель кассового ящичка и оторвала билетик. А если бы сейчас зашел контролер и поймал на глазах у детей такого солидного зайца?

Совсем она с этим маньяком зарапортовалась…

Дима вроде бы нормальный парень, и ничего особенного у него в квартире нет, зря только съездила. Ему не очень понравилось, как гостья бесцеремонно сует нос куда не следует, но это нормально. Надежда Георгиевна так просто выгнала бы такого любопытного. Если бы он боялся, что она найдет нож, которым он режет девушек и трофеи, то просто не разрешил бы смотреть квартиру. Не убрано у меня, да и все.

И все же есть одна деталь: Дима обмолвился, что не общается с отцом из соображений гигиены. Загадочная фраза, но есть ей одно неприятное объяснение: Шевелев-старший знает, что его сын – убийца. Дима открылся отцу, они примирились, Павел Дмитриевич обещал все замять, но на всякий случай потребовал, чтобы примирение осталось тайной. Тогда ему будет проще остаться ни при чем, если доблестная милиция все же поймает Диму.

И все-таки, открывая тушенку и намазывая ее на хлеб, нож он всегда держал в левой руке…

Вернувшись домой, Наташа без сил упала на постель и разделась уже лежа. Сегодня она доехала на такси одна, соврав, что ей гораздо лучше. И так Ирина с Надеждой Георгиевной слишком много с ней нянчатся.

Наташа вспомнила о курином супе директрисы, остатки которого дожидались в холодильнике, и стала взвешивать, чего больше хочется, лежать или есть.

Лежание победило. Перекатившись, она укрылась одеялом и взяла с тумбочки томик зарубежного детектива. Отец не читал художественную литературу, но книги покупал все, которые удавалось достать, так что семья никогда не испытывала дефицита печатного слова.

Первая повесть в сборнике оказалась очень интригующей, и страшно хотелось знать, что дальше, но буквы расплывались перед глазами, не складывались в слова, и книгу пришлось отложить. Телевизор она не любила и здоровая, а по радио идет сплошная тоска.

Родители вернулись с отдыха, можно позвонить маме, она приедет, покормит, почитает вслух… Но тогда придется признаваться, что на нее напали, расстраивать предков, а они и так с ней натерпелись. Сначала медучилище вместо элитной английской школы, потом академка, потом Афган.

Нет, не будет она волновать их по пустякам, хоть так скучно одной!

Наташа снова раскрыла книгу, убедилась, что читать по-прежнему не может, и чертыхнулась. Когда Ирина, не дождавшись свидетелей-понятых, объявила перерыв аж до понедельника, Наташа обрадовалась, представляя, как целых три дня будет валяться в кровати с детективом, а теперь оказывается, что этим прекрасным планам не суждено сбыться.

Она все-таки встала, разогрела себе суп и поела, удивляясь, как это можно сделать такую вкусноту. У нее самой почему-то все блюда получались с привкусом старых носков.