– Да блин! – воскликнула Надежда Георгиевна.

Катину маму можно понять. Когда тебя сначала не пойми зачем вызывают в школу, потом твоему мужу звонит директриса и просит позаботиться о ребенке, не выдвигая ничего конкретного, и, наконец, когда ты донельзя заинтригована, на сцене появляется педагог с ужасными разоблачениями – тут потеряешь способность мыслить здраво! Ничего удивительного, что мама устроила дочери дикий скандал, Надежда Георгиевна так точно сошла бы с ума и сначала открутила Аньке голову, а только потом начала разбираться, что да как.

Возможно, не стала бы орать: «Шлюха, убирайся из моего дома!», но поручиться в этом нельзя.

– Ничего, девочка, ничего, – она похлопала Катю по спине.

Как же обидно понимать, что была лишь пешкой в чужой игре! Стреляный воробей называется, на такой мякине провели, что сказать противно…

Василий Иванович изощренно мстил детям, а она вовлеклась в этот процесс, как последняя дура! Тут Надежда Георгиевна почувствовала, что краснеет. Меньше надо было в учительской трепаться, какая неудалая у нее получилась дочь! Сволочь математик подслушал и сообразил, как надо подойти, чтобы втереться в доверие. Если бы Катя не нашла в себе мужество признаться, Надежда Георгиевна так и глядела бы Грайворонскому в рот, ожидая, какие еще ценные откровения оттуда вылетят.

Лариса Ильинична отправилась звонить Катиной маме, а Надежда Георгиевна сидела обескураженная, приобняв девочку за плечи и не зная, что ей сказать.

Грайворонский – тонкий психолог, знает, какую струнку задеть, чтобы душа зазвучала, запела… Так четко срисовал тревогу своей начальницы, просто фантастика, а ведь она старалась ничем не выдать своего беспокойства, когда заметила Катю на дополнительных занятиях. А может быть, просто он понял, что ситуация с Сырцовой выходит из-под контроля, и действовал по известному принципу: «кто первый доложил, тот и прав». Ну и заодно усилить разлад в семье, почему нет?

Да, Вася молодец, только какая музыка звучит в его собственной душе? Тоскливый вой, что мальчик на первой парте станет тем, кем ты мечтал, но уже никогда не будешь, что красивая девочка достанется ему, а не тебе, и возможности, которые ты уже безвозвратно упустил, все еще открыты сидящим перед тобой детям… Но пока они в твоей власти, ты можешь выпить радость из их сердец, извратить в их душах понятие любви и дружбы, так, чтобы мальчику досталась не живая девочка, а изломанная кукла.

Ну и по-мелкому нагадить тоже можно, чтобы талантливый мальчик остался без медали и отправился не в институт, а в армию.

Понятно теперь, почему Грайворонский ошивается в дружинниках. Не порядок он защищает, просто ему нравится задерживать людей. Власть без ответственности, вот что ему нужно.

Такому человеку нельзя работать в школе, только как от него избавиться? Формально Вася ничего плохого не сделал, наоборот, на хорошем счету. Не экспертизу же назначать, чтобы доказать, что он исправил Козельскому ответы в контрольной.

Она усмехнулась, подумав, что начинает рассуждать, как заправский юрист.

Катина мать примчалась очень быстро, Лариса Ильинична успела только заварить новую порцию чая.

– Ах ты дрянь такая, – завопила мама с порога, – что ж ты меня перед людьми позоришь! Ну-ка, быстро домой!

«Вылитая я, – горько подумалось Надежде Георгиевне, – один в один. Как будто в роддоме нам выдают не только инструкцию, как замучить ребенка, но и специальный словарь».

Катя огрызнулась:

– Никуда я не пойду! Ты меня выгнала, все!

– Еще как пойдешь! Нечего тут спектакли устраивать!

– А ну-ка сядьте! – вдруг гаркнула Лариса Ильинична и подошла к старшей Сырцовой так близко, что та покорно опустилась на диван. – Закрыли рты, открыли тетра… а, тетрадей нет, тогда просто запоминаем. Всегда кончается одинаково!

Мать с дочкой переглянулись.

– Всегда кончается одинаково! – с нажимом повторила Лариса Ильинична так, будто вела диктант. – Примирение между родителями и детьми наступает всегда! Только не всегда до этого примирения доживают и те и другие. Можно подождать пятьдесят лет, разрушить друг другу жизнь, быть несчастными, разбазарить со злости семейное имущество и только потом помириться, хорошо, если с человеком, а не с его могилкой. А можно сделать это прямо сейчас.

– Но она же… – вскинулась мать.

– Она же человек! Просто человек, который не обязан быть таким, как вы хотите. Так я что хочу сказать, вся жизнь не такая, как вы хотите, почему ваша дочь должна быть исключением? А ты, Катя, тоже думай головой. Мать тебе не враг, просто сильно за тебя боится.

Вот в чем суть, вздохнула Надежда Георгиевна. Убивает все страх. Мы так боимся, что дети нас разочаруют, что поддаемся панике и начинаем искоренять то, что еще не выросло, а пороки – как сорняки, чем больше выпалывать, тем лучше растут.

Лариса Ильинична подошла к двери:

– Надеждочка Георгиевна, а вы ж хотели у меня рецепт огурцов переписать.

– Я?

– Вы ж для этого и заглянули. Пойдемте, я найду.

– А, да-да! Рецепт, конечно же!

Надежда Георгиевна вскочила и последовала за русичкой в кухню. Заговорщицки подмигнув, она достала из буфета хрустальный графин, в котором тягуче плескалась жидкость цвета рубина. Вслед за графином появились две крохотные рюмки-бочечки.

– Так я что хочу сказать, по тридцать грамм. – Лариса Ильинична наполнила рюмки.

Настойка оказалась сладкой и очень крепкой, Надежда Георгиевна охмелела мгновенно. Русичка быстро подала ей пряник.

– Даже врачи рекомендуют для снятия стресса. Ладно, сейчас эти курицы помирятся…

– А почему вы не говорите «я же говорила»?

– В смысле?

– Лариса Ильинична, вы же меня предупреждали о Грайворонском.

– Так я не знала, что он детям психику ломает. Просто он бесил меня, и все.

Закрыв заседание, Ирина не стала ждать конца рабочего дня, а, доложившись секретарю, что едет в архив, повезла Наташу домой. Сегодня девушка рискнула поехать общественным транспортом и справилась, но сильно устала. Оказавшись в квартире, сразу упала на кровать, сняв только сапоги и куртку.

Ирина разогрела ей куриный суп, сваренный накануне Надеждой Георгиевной, покормила и сбегала в магазин за хлебом.

Странное дело, по возрасту и по убеждениям Наташа и Ирина гораздо ближе между собой, чем с упертой коммунисткой-директрисой, но почему-то обе тянутся к Надежде Георгиевне, а друг с другом не то чтобы холодны, но симпатия не завязывается.

Ирина немножко посидела, подождала, пока Наташа отойдет от трудной дороги, и поехала за Егоркой. Сегодня заберет его пораньше, сразу после тихого часа. Еще больше сын любит уходить из сада сразу после обеда, но такие праздники выпадают редко.