Первый серьезный инцидент произошел в семье Папиного бухгалтера. Лиза, его десятилетняя дочка, когда родитель отвернулся, пошалила с его персональным компьютером (совсем как Гаррик со Славиком в истории с «генералиссимусом»!), в результате чего с банковского счета уплыло несколько сотен тысяч новых червонцев. Сумма не то чтобы фантастическая, но весьма ощутимая. Перевод денег был осуществлен до того виртуозно, что даже специально проведенное расследование не дало никаких результатов. Кое какие косвенные факты указывали на то, что к этому был причастен Косточка. У мальчика были свои счета в мировых банках, и спецслужбы знали о соответствующих перечислениях. Папу, кажется, даже позабавила оборотливость сына, которого он воспитывал в спартанском духе и всячески растравливал, словно молодого волчонка. В общем, деньги как в воду канули: расследование спустили на тормозах, бухгалтер был помилован и буквально на коленях умолял Папу позволить им определить маленькую негодяйку на перевоспитание в Пансион.

Другой инцидент случился непосредственно в нашем колледже. Дети Папы Косточка и Зизи уже не посещали его, а жили в Пансионе, но в колледж как и прежде регулярно наезжали попечители. Обычно во главе с Мамой, а то и с самим Папой. Во время одного из таких посещений детишки принялись разбрасывать петарды шутихи. Якобы забавы ради. В поднявшейся суматохе охрана чуть было не открыла беспорядочную стрельбу и вполне могла ухлопать кого-нибудь из именитых гостей.

Бедного директора в тот же день отослали учительствовать куда то в калмыцкие степи. Он был счастлив: хорошо еще, что с ним не разобрались более радикально. Что же касается провинившихся ребятишек, то родители последних опять же бросились к Папе с просьбой принять сорванцов в Пансион. Папа никому из своих не отказывал, но перепоручал все хлопоты и формальности по устройству Майе.

Имели ли эти происшествия непосредственное отношение к игре, она ли спровоцировала их, трудно сказать. Произошедшее казалось мне тогда недоразумением, но никак не следствием того, что дети чрезмерно увлеклись игрой, перенося ее правила в реальную жизнь. Если уж искать причины нарастающего неблагополучия в школах, то логичнее было бы обратить взгляд на общую политическую ситуацию в столице и вообще в стране, на угрожающую концентрацию кризисов и разного рода конфликтов, и не искать объяснения в каких то детских играх. Я надеялся, что как только пройдут долгожданные выборы, все успокоится.

Подробности об этих и подобных происшествиях, а также о нарастающих проблемах с «плохими детьми» я узнавал в основном от Мамы и от Наташи. Александр избегал говорить со мной на эти темы. Если прежде он подробно и охотно рассказывал обо всех школьных делах, обо всех «хулиганах» (я даже знал их по кличкам: Таракан, Паук, Ворона, Червяк и т. д.), то теперь из него было не вытянуть ни слова. Когда я спрашивал его о «плохих мальчиках», Александр только пожимал плечами: «Никакие они не плохие!» Мне даже казалось, что дела идут на лад. Главное, его не третировали в школе, учителя у нас были дельные, внимательные, на Александра не жаловались, а весьма нахваливали, отметки он приносил хорошие, в дурных компаниях не пропадал и будучи, как и я, домоседом, в основном просиживал дома за компьютером. Что же до недавних инцидентов, то подобные шалости случаются во всякой школе. Неизвестно еще, что детишки могут натворить в хваленом Пансионе, несмотря на особый присмотр! Нет, я не собирался переводить его туда. Кроме всего прочего, не только Александр, но и я тоже привык к нашей школе. Помнится, когда сыну пришла пора идти в первый класс, я колебался: школа находилась довольно далеко от дома, да и плата там была немалая. Мне казалось, что будет лучше, если он пойдет в обычную школу, а не в эту привилегированную. Однако Наташа убедила меня, что он должен поступить именно в нее, поскольку в ней уже училось большинство детей наших знакомых. В том числе и Косточка. Теперь Наташа упорно развивала идею перевода Александра в Деревню. Она считала, что раз Мама и Папа перевели своих ребят в Пансион, то и нам следует об этом подумать. Я же считал, что от добра добра не ищут, что особых причин для беспокойства у нас нет. Женские разговоры, слухи о «плохих мальчиках» и о необходимости «изолировать» детей от дурного влияния я пропускал мимо ушей.

— Как ты не понимаешь! — восклицала Наташа. — Мама заботится о том, чтобы Косточка и Зизи не имели никаких контактов с прежней средой, и ей будет очень неприятно, если наш Александр будет с ними общаться. Ведь он по прежнему посещает городскую школу.

— Господи! Ну и что такого? — удивлялся я. — Причем здесь школа? Разве можно сравнить нашего Александра с Косточкой? Кто на кого может дурно влиять? Что за несусветная глупость!

— А все таки ей будет неприятно, — говорила жена. — Не хватало еще, чтобы из за такой ерунды у нас испортились отношения! Чтобы мы с ней поссорились!

Я старался избегать этих разговоров. Пока обходилось. Наташа скрепя сердце еще считалась с моим мнением, находясь под впечатлением моих неожиданных успехов на поприще общественной деятельности. Она не хотела лишний раз перебивать мне настроение, опасаясь, как бы я не сошел с «правильного пути».

Во время моих бесед с Мамой неприятного для меня вопроса о переводе Александра в Пансион мы по обоюдному молчаливому согласию старались не касаться. Однако, если она не поднимала его впрямую, то я все равно чувствовал, что косвенно она намекает именно на это. Она подводила к тому, что с Александром так и так придется что то решать. Не то чтобы Мама давила на меня, но, вынужденный отмалчиваться или не соглашаться, я чувствовал себя довольно неуютно, словно не оправдывал каких то ее надежд, не соответствовал что ли. Она то ведь всячески старалась устроить мою судьбу, разрешить конкретные житейские проблемы, а я, выходит, упирался…

До сих пор мне так и не удалось поговорить с Мамой о самом главном. Не удалось толком выяснить, как сама Майя относится ко мне. По прежнему меня бросало от надежд к жестоким сомнениям. От эйфории к отчаянию. Конечно, мне хорошо помнились благосклонные взгляды Майи, наши горячие прикосновения, но помнились и ее слова о том, что «ничего у нас не будет». Когда я решался робко высказать Маме свои сомнения, то та только отмахивалась, безапелляционно заявляя:

— Глупости, Серж! Считай, что она уже твоя! — И заставляла меня краснеть, доверительно шепча на ухо: — Что, Серж, невтерпеж? Вот бедняжка! Между прочим Наташа говорила мне, что ты теперь упорно бастуешь в смысле постели. Вот это хорошо, Серж. Вот это ты молодец! Глядя на тебя, я даже начинаю верить, что не все мужчины такие уж законченные животные и способны себя сдерживать. Ну ну, не хмурься! Я понимаю, что это не дает тебе покоя и что за время супружеской жизни у тебя сложились кое какие привычки. Не горюй, тебе воздастся за твое терпение. Да и воздержание только на пользу. Зато потом как будет хорошо! Очень хорошо! Поверь мне. Ты привык к жене, то есть привык к опытной во всех отношениях женщине, которая знает тебя даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Извини за бестактность, но ты просто привык к ее ласкам. Избаловала она тебя. Наташа — чудесная, нежная женщина… Но ведь впереди у тебя совершенно новая жизнь, другая женщина… девушка! Да да, Майя, в свои двадцать лет все еще стыдливая девочка целочка, и, чтобы ощутить ее тонкий аромат, почувствовать ее нежный вкус, ты, как настоящий гурман перед изысканным десертом, должен сделать определенный перерыв. Немножко воздержания, и ты действительно почувствуешь себя так, словно начал жизнь сначала. Ты со мной согласен?..