— И с хваткой у него тоже полный порядок. Ну же, миленький, не надо так цепляться за эту гадкую штуковину… Все, достала!

Пальцам стало легче. Свободнее.

— Бросай сюда.

— А вот фиг.

— Это еще почему?

— У меня есть посылка. Для вашего мальчика. Только я вам ее не отдам. Потому что у вас…

— Ну как хочешь. У меня ведь тоже кое-что есть. Для тебя лично.

— Тогда баш на баш?

— Ты не шалава. Ты торговка.

— Одно другому не мешает.

Что они пытаются поделить? А, не важно. Главное, что каждый сейчас — невероятное яркое пятно. И вообще, здесь слишком много света. Глаза режет.

— Ну ты художник… От слова «худо».

— Не нравится? Можешь подождать, пока найду другого.

— Да ладно, сойдет. Эй, тпру, я сказала!

— Так-то лучше.

Они все время дергаются, перетекая с места на место. От этого мельтешения даже подташнивать начинает. А может, я просто отравился. За обедом. Который был…

— Основное кодирующее звено — в форме дубль вэ. Вершины должны цепляться друг за друга.

— Звучит проще, чем выглядит.

— Ну извини. На трехмерном макете было бы нагляднее.

— А слабо такой сделать?

— И как бы ты им воспользовалась?

— Я тебе потом покажу как. Если захочешь.

Нет, это не пищевое. Ел я слишком давно, даже не помню, когда и что. Но мне ведь и не хочется? Или…

— Но ты молодец. Сообразила, что делать.

— А я вообще понятливая.

— Тут одних понятий мало. Практический опыт нужен, хоть какой-нибудь.

— Он у меня в крови. Моя бабка в Ведьмах служила. Еще при первом Инквизиторе. Слыхал о таком?

— Доводилось.

Вон там, прямо на третьем присутствующем. На груди. Такие лакомые…

— Ты куда потопал, тыкдыкский конь?

— Только не по рисунку!

Эти пятнышки не двигаются. Наверное, потому, что слишком густые и вязкие. Подсыхающие по краям. Но к пальцам льнут сразу и послушно.

— В первом слое период повторения одинарный, во втором…

— Да сама уже вижу. Скучно, хоть и замороченно.

Странный вкус. Вишневое повидло с горчицей и каплей табаско. Кто это готовил?

— Ты что там в рот потянул? Плюнь сейчас же!

Почему? Съедобно же. И наверное, очень питательно. По крайней мере, мне так кажется.

— Лерыч, хватит заниматься глупостями! Лучше ползи в третий сектор и позови ремонтников. Справишься?

Это значит — пойти в коридор? Легко. Мне ведь туда и надо.

— Только шибко не торопись, хорошо?

Я бы и не смог. Все вокруг такое… плавное. И я — тоже.

— А вдруг он где-нибудь завалится?

— Если завалится, услышим.

Когда свет остается позади, становится намного лучше. Даже жар, пляшущий внутри, вроде чуть-чуть успокаивается.

Они мягкие, сумерки. Нежные и заботливые. Гладят по голове, забираются под одежду, щекоча кожу. Гостеприимные. Но что-то все-таки поменялось. Прежнего покоя тут уже нет, нужно искать новое место.

Снова свет. Снова пятна. Толпящиеся и гомонящие.

— Что там? Кто там? Как там?

Как же жутко они галдят…

— Все в порядке? Все кончено? Все готово?

Так ведь и оглохнуть можно.

— Да пойдите уже и посмотрите сами!

Они срываются с места, обтекая меня ручьями. Несколько секунд, и вокруг становится пусто. Но тут по-прежнему светло. Слишком светло для меня.

Свернуть в сторону? Почему бы и нет. Хорош любой путь, лишь бы подальше от шума и гама. Там, справа, например, разлито очень подходящее зловещее молчание.

Руки беспомощно висят вдоль тела. И ноги вроде бы тоже должны быть похожи на кисель, но что-то толкает их. Изнутри. Всякий раз в новом месте, заставляя двигаться.

И жарко. Господи, ну почему же тут так жарко?

Прочь все эти тряпки. Они только мешают. Их не должно быть, иначе…

Просто не должно.

Всего несколько шагов до той благословенной тишины. Один. Второй. Третий.

В уши врывается крик. Со всех сторон. Разноголосый. Он везде, и его слишком много.

— Лерыч, здесь не нудистский пляж, чтобы… Ой-ой-ой. И как тебя угораздило? Хотя, догадываюсь как.

Голосов вокруг и так полно, зачем появился еще один?

— Ну-ка, прикройся!

Снова ткань на коже. Скользкая, гладкая, почти невесомая, но все равно лишняя и вредная сейчас.

— Да не трепыхайся ты! Потерпи чуток, я все устрою.

А вот опора — это хорошо. И не важно, что она не стоит на месте, а тянет куда-то. Главное, там заметно тише, чем здесь.

— Нужна комната, хозяин. Самая уединенная, какая есть. У меня супруга на сносях, ей покой требуется. Много покоя.

Кто-то что-то все-таки лопочет. Хорошо, что все это происходит вдалеке, где-то за стеной.

— Вот так, сюда. Здесь нам никто не помешает.

Пятен перед глазами уже почти нет: все слилось воедино. В мутный красноватый туман.

— Только не отрубайся раньше времени!

Щеки загораются от ударов, сначала одна и чуть позже — вторая. Но этому жару все равно не сравниться с тем, который терзает тело глубоко внутри.

— Да не стискивай ты так зубы, иначе выбивать придется… И не кусайся!

Что-то льется, прямо в горло. Тоже обжигающее, но по-другому. По-приятельски, а не враждебно.

— Да, не самый лучший вкус. Но потерпи, совсем чуть-чуть осталось!

Я знаю. Вернее, чувствую. Сначала каждой клеточкой, а потом только частью из них, теми, где раскаленная лава начинает кучковаться.

— Смотри на меня!

Я бы рад. Но где этот «ты»? Вокруг только бордовые разводы на сером холсте.

— Сейчас будет больно.

Еще больнее? Да куда уже…

А, есть куда. Дыхание аж перехватывает. На очень долгую минуту. А потом что-то рвется. Много-много натянутых ниточек.

— Ну вот и все. Можно отдыхать.

Без чужих указаний соображу как-нибудь. Глаза вон сами закрываются. Хотя жаль, потому что туман вокруг почти рассеялся и небо вновь стало чистым.

Небо, усыпанное звездами.

По моей ноге путешествуют пальчики.

Свой путь они начинают от ахиллова сухожилия, щекочут лодыжку, ковыряются в ложбинках голени, мягко оглаживают колено, зигзагом поднимаются выше, скатываются на внутреннюю поверхность бедра, устремляясь к…