– Я часто думал о тебе, – ничуть не смущаясь, сказал он. – Спасибо, что приехал.

Приобняв сына за плечи, Зуга провел его в гостиную.

Джордан всегда любил эту комнату. Он подошел к огромному, в человеческий рост, камину и протянул руки к огню, с любопытством оглядываясь: все в комнате свидетельствовало об истинно мужских увлечениях. Книжные полки заставлены энциклопедиями, альманахами, толстыми томами в кожаных переплетах с описаниями путешествий и географических открытий. Стены украшало оружие: луки, колчаны отравленных бушменских стрел, щиты и ассегаи матабеле и зулусов и, конечно же, принадлежности профессии, к которой снова обратился Зуга, – ружья. Крупнокалиберные спортивные ружья производства известных мастеров-оружейников – Гиббса, Голланд-Голланда и Вестли Ричардса – с резными прикладами посверкивали вороненой сталью на противоположной камину стене. Рядом висели охотничьи трофеи: рога антилоп и буйволов – прямые, изогнутые и закрученные штопором; полосатая шкура зебры; золотистая лохматая грива калахарского льва; слоновьи бивни, изгибающиеся огромными дугами выше человеческого роста, – в холодном зимнем свете, падающем через открытую дверь, они казались желтыми, точно свежее масло, и полупрозрачными, как свечной воск.

– Как вы съездили? – спросил Джордан.

В ответ Зуга пожал плечами:

– С каждым сезоном все труднее находить хорошую дичь.

Он работал с аристократами и состоятельными дельцами, которые приезжали поохотиться.

– По крайней мере американцы наконец открыли для себя Африку. В следующем сезоне должен приехать некий Рузвельт, важная птица в американском правительстве… – Зуга помолчал. – Как видишь, мы со стариной Яном Черутом умудряемся сводить концы с концами. Ну а ты… Впрочем, с тобой и так все ясно.

Взгляд Зуги упал на костюм из дорогого английского сукна, на мягкие кожаные сапоги для верховой езды, сидящие идеальной гармошкой на лодыжках, на серебряные шпоры и цепочку золотых карманных часов и остановился на бриллиантовой заколке для галстука.

– Ты правильно поступил, решив пойти на службу к мистеру Родсу. Ей-богу, его звезда с каждым днем светит все ярче и поднимается все выше!

– Папа, это необычайный человек.

– Или невероятный проходимец. – Зуга примирительно улыбнулся: – Извини, я знаю, как высоко ты его ценишь. Давай-ка выпьем по стаканчику, пока Ян Черут готовит обед. – Он снова улыбнулся. – Мы соскучились по твоим кулинарным шедеврам. Боюсь, наша стряпня придется тебе не по вкусу.

Разливая в высокие стаканы сладкий херес из кейптаунских виноградников, Зуга спросил через плечо:

– Как там Ральф? Слышно от него что-нибудь?

– Мы часто встречаемся на конечной станции железной дороги или в Кимберли. Он всегда интересуется, как у тебя дела.

– У него самого-то как?

– Он будет большим человеком: у него фактории на Тати и Шаши; его фургоны ходят в Пилгримс-Рест и на новые золотые прииски в Витватерсранд; а еще он выиграл контракт на экспресс из бухты Алгоа-Бей.

Они ели возле камина: домашний хлеб с сыром, холодная баранина и черная бутылка вина. Ян Черут хлопотал над Джорданом, точно наседка, укоряя за плохой аппетит и доливая вина, едва стакан опустошался на четверть.

Пообедав, они вытянули ноги к огню. Ян Черут принес горящий фитиль, чтобы прикурить сигары, которые Джордан извлек из золотого футляра.

– Папа, – заговорил Джордан, выпуская клубы ароматного дыма, – концессия…

Лоб Зуги впервые прорезала сердитая складка.

– Я надеялся, что ты приехал, чтобы повидаться с нами, – холодно вставил он. – Все время забываю, что ты прежде всего человек Родса, а потом уже мой сын.

– Я и то и другое, – ровным тоном возразил Джордан. – Именно поэтому мистер Родс просил меня поговорить с тобой.

– И что же хочет сообщить мне знаменитый мистер Родс на этот раз? – поинтересовался Зуга.

– Маунд и Селус приняли его предложение: продали свои концессии мистеру Родсу, и каждый из них стал богаче на десять тысяч фунтов стерлингов.

Маунд был воякой и искателем приключений; Фред Селус, охотник и путешественник, как сам Зуга, написал популярную книгу «Скитания охотника в Африке». Маунд и Селус в разное время убедили Лобенгулу дать им концессии на добычу слоновой кости и полезных ископаемых в восточной части Матабелеленда.

– Мистер Родс просил меня напомнить, что концессии Маунда и Селуса охватывают ту же самую территорию, которую отдал тебе Мзиликази. Теперь они принадлежат мистеру Родсу, причем правомочность всех договоров безнадежно запутана и туманна.

– Моя концессия была дана первой – лично королем Мзиликази. Все последующие неправомочны! – отрезал Зуга.

– Адвокаты мистера Родса считают…

– К черту мистера Родса и его адвокатов! Провалиться бы им всем в преисподнюю!

Джордан опустил глаза и замолчал. После долгой паузы Зуга со вздохом поднялся. Подошел к комоду из желтого дерева и вынул потрепанный, покрытый пятнами лист бумаги, настолько ветхий, что пришлось наклеить его на картонку, чтобы не развалился окончательно. Чернила выцвели, но почерк остался уверенным и угловатым – почерк молодого человека, самонадеянного и самолюбивого.

Документ был озаглавлен «Исключительная концессия на добычу золота и слоновой кости на суверенной территории Матабелеленд». Внизу страницы стояла грубая восковая печать с изображением слона и подпись: «Нкоси Нкулу – Великий Король»; под ней – неуверенный крестик выцветшими чернилами: «Мзиликази – собственноручная подпись».

Зуга положил документ на стол между собой и сыном – оба уставились на листок бумаги.

– Ладно, – сдался Зуга. – Так что там считают адвокаты мистера Родса?

– Они говорят, что эту концессию можно аннулировать, опираясь на пять различных статей закона.

– Я бы оспорил это в суде.

– Папа! Мистер Родс – человек целеустремленный, обладающий огромным влиянием. На следующей сессии парламента его наверняка изберут премьер-министром. – Джордан провел пальцем по красному воску печати. – Он невероятно богат – у него не меньше десяти миллионов фунтов стерлингов…

– Сдаваться я не намерен! – заявил Зуга и положил ладонь на руку сына, не давая ему продолжать. – Джордан, разве ты не понимаешь? У человека должно быть что-то, какая-нибудь мечта, путеводная звездочка в темноте. Я никогда не смогу продать концессию, она слишком долго была частью моей жизни. Без нее у меня ничего не останется.

– Папа…

– Я знаю, ты скажешь, что я не смогу воплотить свою мечту в жизнь. У меня нет на это необходимых средств. Возможно, у меня и решимости уже не хватает. И все-таки, Джордан, пока этот листок бумаги принадлежит мне, надежда остается, остается мечта. Я не продам концессию.

– Я так и сказал мистеру Родсу, и он сразу же меня понял. Он хочет, чтобы ты принял в этом участие.