Белов. — Люди выдохлись. Отстал Вашурин с группой бойцов.

— Опасно, — повторил Кононенко.

— Подождем Вашурина. Я думаю, фашисты не будут рыскать в лесу. Они смотрят на дорогу, ждут крупные силы наших войск.

Павел Алексеевич вылил из сапог воду, нашел местечко посуше и лег, завернувшись в бурку. Засыпая, успел подумать: бойцам хуже, у них только шинели…

Разбудила его беспорядочная стрельба. Вскочил стремительно, нащупал рукой пистолет. Осмотрелся. Утро было серое, накрапывал дождь. Стрельба доносилась с дороги.

Натягивая мокрые сапоги, Павел Алексеевич слушал доклад адъютанта Михайлова. Оказывается, полевой караул вступил в бой с вражескими саперами, начавшими разминировать дорогу.

— Отряд, поэскадронно, становись! — скомандовал Белов. Офицеры и солдаты быстро занимали места в строю. — Кононенко, бери разведчиков, прикрой нас со стороны деревни. Отойдете последними.

— Слушаюсь! — на каблуках повернулся подполковник.

Отправив вперед дозор, Павел Алексеевич повел отряд к дороге. Метрах в трехстах за деревьями увидел черный танк. Из ствола пушки раз за разом вылетали острые язычки пламени. Танк бил вдоль проселка. Но к вражеской машине уже подбирались разведчики.

— За мной! — скомандовал Белов и первым, прыгая через поваленные стволы, перебежал дорогу.

Быстро пошел по кустарнику и вскоре оказался на берегу озера, заросшего кувшинками. Озеро тянулось далеко, суживаясь лишь в одном месте — там, где пересекал его деревянный мостик у мельницы.

Сзади приближалась стрельба. Подбежал запыхавшийся Кононенко:

— Товарищ генерал, лучше обогнуть озеро справа. На мельнице кто-то есть. Может, засада!

Обходить озеро — терять время. Водоему не видно конца. А фашисты совсем близко.

— Атакуем мельницу! Я веду первый взвод!

Выхватил у кого-то винтовку, бросился вперед. Сержант Бобылев обогнал его. Бойцы топали рядом.

Мельница молчала. Вот сейчас немецкий пулеметчик резанет в упор, скосит взвод… Но справа набегает подполковник Билых с людьми. Кто-нибудь успеет ворваться!

Прикладами выбили дверь, несколько человек заскочили в ветхое строение, раздался крик:

— Хенде хох!

— Ты чаво это, сынок, а? — поднялась с лавки заспанная старуха. Приставила к уху ладонь, глядя на разгоряченных солдат. — Чаво говоришь, голубь?

— Тьфу! — сплюнул Белов, испытывая неловкость. Больно уж геройски вел взвод на штурм мельницы. Отличился, можно сказать!

Повернулся и пошел в густой старый лес. Следом, сконфуженно улыбаясь, поспевал Кононенко.

Под деревьями бойцов нагнали коноводы. Люди садились на лошадей и быстро исчезали за поворотом дороги. Павел Алексеевич не торопился. Еще теплилась надежда, что догонит Вашурин.

Вот уже разобрали коней разведчики, прикрывавшие отход. Появились за озером немецкие танки, начали бить из пушек по краю леса. Павел Алексеевич вскочил в седло и ласково потрепал ладонью шею Победителя. Умный конь с места пошел галопом.

Выигран еще один бой, но радости Белов не чувствовал. Жаль было Вашурина, с которым прошли вместе столько трудных дорог. Теперь начальник штаба уже не догонит отряд, теперь между Беловым и Вашуриным — немецкая пехота, немецкие танки…

Ветер разогнал тучи, и горячее июньское солнце быстро взяло свое. Высохли капли воды на листьях и траве, прогрелся воздух. На большом привале в глубине леса бойцы развесили для просушки одежду и обувь. Спали раздетые. Белов приказал дневальным оттаскивать людей с солнцепека в тень.

Не отдыхали только разведчики. По три-четыре человека уезжали они на задания: прощупывали деревни, соседние лесные массивы, наблюдали за дорогами.

Вечером Павел Алексеевич суммировал полученные сведения, и картина получилась неутешительная. Отряд оказался в самой гуще вражеских войск. Все населенные пункты окрест были заполнены немецкими солдатами. По всем дорогам двигались фашистские колонны, направляющиеся к Рославлю. Свободным был лишь путь дальше на запад.

— Ничего себе! — Комиссар Щелаковский даже присвистнул, взглянув на карту. — Тот самый маршрут, который указан в ложном приказе. Мы, Павел Алексеевич, сами над собой топор занесли!

— Зато всех остальных вывели из-под удара.

— А мы, что же, так и пойдем по пути, который гитлеровцам подсказали? Прямо в пасть? Нате, мол, ешьте?

— Другого маршрута нет, комиссар. Немцы готовятся к большой операции, а мы постараемся проскользнуть втихомолку, без боя.

— Таким большим отрядом?

— Нет. Разделим отряд на два сводных эскадрона. В первый войдут офицеры штаба и политотдела, комендантский эскадрон, разведывательный дивизион и радисты с двумя станциями. Около двухсот пятидесяти человек. Командиром сводного эскадрона назначаю себя. Ты — комиссар. Не возражаешь?

— Согласен.

— Во втором эскадроне — все остальные бойцы и командиры. Поведет их подполковник Билых. Он пойдет параллельно с нами, но на значительном удалении. Внимание немцев будет раздвоено.

— И запутаются фашисты, где Белов, где Билых! — кивнул комиссар. — Попотеют переводчики на допросе, если «языка» возьмут. Фрицам теперь всюду Белов мерещится.

— Это тоже делу не помешает, — сказал Павел Алексеевич.

16

Ночью эскадрон Белова вышел к разрушенному мосту. Берег был обрывистый. Люди переправлялись через реку по уцелевшим бревнам, а коноводов с лошадьми генерал направил выше по течению, где имелся брод. Отвечал за лошадей лейтенант Брехов — связист.

Сам Павел Алексеевич перебежал по бревнам одним из первых и не без любопытства смотрел, как переходят люди. Разведчики проскочили без всякой задержки. А среди офицеров штаба и политотдела немало нашлось таких, которые боялись бежать над шумящим потоком. Перебирались по бревнам на мягком месте, крепко держась руками, тормозили движение. А тут еще неподалеку, возле деревни, началась стрельба: дозор столкнулся с немецким патрулем.

— Вырвемся к своим, всему штабу тренировку устрою, — ворчал Белов. — Засиделись, отвыкли от брусьев, от бума. Мешки с овсом, а не кавалеристы.

— Зря свирепствуешь, Павел Алексеевич, — посмеивался комиссар. — У нас из запаса людей много, товарищи в возрасте.

— Все равно учить будем.

— Что-то коноводы задерживаются.

— У них крюк большой. Брехов маршрут знает, догонит. Пока пешком пойдем.

Эскадрон миновал обширный луг, пересек поле и втянулся в лес, а коноводов все не было. Павел Алексеевич приказал остановиться и ждать.

Наконец появился лейтенант Брехов с коноводами, все пешие.

— В чем дело? — кинулся к ним Белов.

— Товарищ генерал, лошадей мы оставили…

— Лошадей? Бросили?

— Товарищ генерал, там немцы…

— Двести лошадей?! Фашистам! — Белов надвигался на лейтенанта, бледнея от ярости. Рука скользнула к кобуре пистолета. — Победителя моего бросил?! Я на нем с первого дня!

Щелаковский сзади крепко схватил его руку. Лейтенант пятился, икая от страха. Коноводы исчезли среди деревьев.

Белов старался освободить руку, но комиссар держал крепко. Крикнул в ухо:

— Если бы там твоего Победителя не было, тогда как?

— Что? — не понял Белов.

— Если бы Победитель твой тут находился, все равно бы стрелял?

— Под суд его! Весь эскадрон обезножил!

— Суд пускай и решит, — отступил на шаг комиссар. — А у тебя, Павел Алексеевич, руки чистые, совесть чистая. Ты солдат, не палач…

— Кононенко! — В глазах Белова появилась надежда. Александр