Майор Галюга, приехавший проститься, доложил, что немцы пытаются форсировать реку. А севернее пробивается на партизанскую территорию 2-я гвардейская кавдивизия.

— Очень трудная обстановка, — сдержанно произнес Галюга, и слова эти глубокой тревогой отозвались в сердце Павла Алексеевича.

— Ты что? — негромко спросил Щелаковский, заметив, как изменилось лицо Белова.

— Остаться мне надо, комиссар… Лети один.

— Ты приказ получил? Изволь выполнять. Тебя целый корпус ждет.

— Корпус пока в резерве.

— Ты меня удивляешь, Павел Алексеевич! С каких это пор в армии обсуждают приказы?!

Белов махнул рукой и пошел к У-2.

Мотор самолета долго не заводился. Галюга предложил генералу пересесть в другую машину, но тут, словно испугавшись, мотор вдруг затрещал и взревел с такой силой, что заглушил все остальные звуки. Самолет качнулся и мягко двинулся вперед, быстро ускоряя свой бег.

Вокруг была черная пустота. Только звезды мерцали над головой. Потом красноватые звездочки замелькали внизу. Самолет приближался к ним. Отчетливо стали видны вспышки разрывов, сверкание выстрелов.

Огненная полоса, протянувшаяся с юга на север, медленно проплыла под крылом самолета и ушла вдаль. Линия фронта осталась позади.

Несколько раз пытался потом Павел Алексеевич узнать о судьбе майора Галюги. Сведения были расплывчатые. 3-я партизанская дивизия несколько суток вела бои с немецкими соединениями. Встретив наконец обороняющегося противника, фашисты обрушили на партизан всю ярость, вызванную многочисленными неудачами.

Партизанская дивизия понесла очень большие потери. Остатки ее, разбившись на мелкие группы, ушли в другой район. Эти группы стали костяком знаменитой впоследствии Рогнединской партизанской бригады. О майоре Галюге было известно только одно: он получил несколько ранений, в том числе и тяжелое. Его считали погибшим.

Кончится война, пройдет еще год, пока однажды командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-полковника Белова вызовет по прямому проводу министр обороны.

— Павел Алексеевич, — недоумевающе спросит он, — знаете ли вы такую фамилию: майор Галюга?

— Да, безусловно.

— Он вернулся из плена. Немцы почему-то держали его в группе командиров дивизий. И сам Галюга утверждает, что командовал дивизией.

— Да, — скажет Белов. — Третьей партизанской дивизией. Она существовала недолго, но сделала много. Летом сорок второго она помогла нам пробиться к фронту и приняла на себя массированный удар преследователей.

— Хорошо. Раз вы знакомы, направляю Галюгу к вам. Конечно, не дивизией командовать, — засмеется министр, — хотя проверку он прошел.

Павел Алексеевич с трудом узнает Галюгу — так изменят его годы. Это будет усталый, болезненный человек. Тихим ровным голосом расскажет он о последнем бое, о своем ранении, о мытарствах по лагерям. Лишь один раз сорвется голос майора и боль прозвучит в нем.

— Вот как судьба играет, — скажет он. — Зачем я тогда согласился партизан возглавлять? Искал, где труднее. И нашел… А ведь я считался перспективным офицером. Мои товарищи полковниками, генералами стали… Лучше бы совсем меня тогда…

— Не надо! — положит Павел Алексеевич руку на его вздрагивающее плечо. — Вы сделали очень много не для себя, для людей. И давайте-ка лучше подумаем, как жить дальше.

— Мне бы, товарищ генерал, где поспокойней. С нервами совсем плохо, и здоровье подводит.

— Есть свободная должность командира отдельного строительного батальона. Он сейчас на севере, в лесах, заготавливает строительный материал.

— Спасибо, товарищ генерал, это как раз то, что мне нужно.

И они расстанутся навсегда.

19

Сколько раз там, в немецком тылу, мечтали Белов и Щелаковский лечь на чистые простыни и выспаться по-настоящему, всласть, за все бессонные ночи. А вот появилась такая возможность — и не заснули. Командир авиационного полка приготовил для них хорошую комнату с двумя кроватями. Белов и Щелаковский помылись, поели, легли, — но сна не было.

Мешала тишина. Они привыкли к постоянной опасности, их нервы чутко реагировали на каждый звук. А тут — глубокая, удивительная тишина: забытая, сказочная, как в мирное время. Казалось, что этого просто не может быть, что тишина эта того гляди оборвется внезапно стрельбой, взрывами…

Они ворочались, разговаривали, курили. А когда взошло солнце — поняли: лежать бесполезно. Умылись холодной водой и начали бриться.

Командир авиационного полка, еще не ложившийся спать, принес неприятную новость: второй рейс У-2 сделать не смогли. Через два часа после вылета Белова партизанский аэродром был захвачен противником.

Командир и комиссар молча переглянулись.

В тот же день Белов и Щелаковский вылетели в штаб Западного фронта. Готовясь к докладу Военному совету, они почистили сапоги, подшили подворотнички к своим истрепанным гимнастеркам. Павел Алексеевич достал из полевой сумки и прикрепил два ордена Ленина, которыми очень гордился.

Генерал армии Жуков и член Военного совета Булганин не заставили ждать приема. Поднялись навстречу, поздоровались. Жуков предложил сесть, спросил:

— Что, окруженец, вернулся?!

Давно знал Белов, что шутки у Георгия Константиновича тяжелые, грубоватые. Обижаться на них не следовало. Но тут не выдержал. Вскочил, худой, злой, одернул гимнастерку с такой силой, что лопнул шов:

— Товарищ генерал армии, вверенная мне группа войск выполняла в тылу противника ваш боевой приказ и вышла к своим по вашему же приказу! Мы прорвались со своими знаменами, сохранили свою честь, партийные билеты и ордена!

— Ну, не обижайся, не обижайся, я ведь так… — успокаивающе произнес Жуков. — Садись, Павел Алексеевич, рассказывай по порядку.

Комиссар Щелаковский заговорил первым, давая Белову время остыть. Он стал рассказывать о боевых делах гвардейцев, о помощи населению.

Членов Военного совета интересовало многое: какова обстановка в немецком тылу, какое настроение у населения, как действуют партизаны? Беседа тянулась долго. Постепенно сгладилось напряжение первых минут, и разговор пошел деловой, спокойный.

Жуков предложил всем встать и собственноручно привинтил к гимнастерке Белова новую награду — орден Красного Знамени.

— А теперь — какие просьбы у вас?

— Просьбы есть, — сказал Павел Алексеевич. — Все пять месяцев в рейде люди не получали денежное содержание.

— Выдать за весь срок.

— Бойцы и командиры в лохмотьях, надо полностью переобмундировать их.

— Еще.

— Измотались люди, Георгий Константинович. Бои, голод, переутомление. Прошу дать личному составу отпуск на трое суток, не считая дороги. А кому некуда ехать — отпуск при части.

— Дадим, — чуть поколебавшись, решил Жуков. — Вам со Щелаковским тоже. Вызывай, Павел Алексеевич, семью в Архангельское. Отдохни там, пока можно. Семью — на месяц. Тебе — неделя.

— Спасибо.

На следующий день командир и комиссар вылетели в Калугу, возле которой находился теперь штаб 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Там встретили их заместитель Белова генерал Борисов и соратник по рейду Михаил Иосифович Глинский. Он недавно стал генералом и командовал 7-й гвардейской кавдивизией, включенной в состав корпуса.

Виктор Кириллович Баранов на радостях так стиснул Белова в своих медвежьих объятиях, что Павел Алексеевич чуть было не задохнулся.

— Фу, — весело сказал он. —